– Слезай давай, – перебил его грубый тролль. – Я что, всю ночь тебя нанялся на руках держать?!

– А разве тебе тяжело?! – удивился хоббит.

– Слезай давай, – повторил тролль. – А то сейчас как в стишке…

Паша быстро соскочил с рук подошедшего к нам тролля, но тут же снова повернулся к нему:

– А ты стихи читаешь? Любопытно послушать!..

– Да? – явственно ухмыльнулся Душегуб. – Слушай. Уронили Пашку на пол, оторвали Пашке лапу…

– Все равно его не брошу, потому что он хороший, – погладила мгновенно рассвирепевшего хоббита по шерстяной голове Машеус.

– Понял?! – зло сверкнул тот глазом в сторону ухмыляющегося тролля.

– Понял, пошли… – опять ухмыльнулся тролль и шагнул мимо сидящего меня в сторону невидимого с земли костра.

Паша спорить не стал, только громко вздохнул. Я с трудом поднялся на ноги, которые явственно подрагивали, и направился следом. Машеус тут же пристроилась рядом и негромко зашептала:

– Слушай, а что это за песня была? Я не разобрала, на каком она языке, но мелодия совершенно обалденная…

– Так это не песня была, – чуть улыбнувшись, не громко ответил я. – Это я так заклинание исполнял…

– Заклинание?! – шепотом изумилась Машеус. – То самое заклинание перехода?!

– Ну да…

Машеус немного помолчала, а потом огорченно прошептала:

– Значит, у нас ничего не получилось, – и тут же задала новый вопрос: – А с чего это ты решил свое заклинание попробовать именно здесь и именно сейчас?

– Хм… я, знаешь, и не думал его пробовать, а тем более совсем не собирался его… петь. Оно как‑то само по себе вырвалось… И само приняло форму песни…

– А как ты руками размахивал!.. – добавила Машеус. – Прям балерун из Большого… Жалко, что оно не сработало!..

Именно в этот момент позади нас вспыхнуло ярчайшее, слепяще‑белое, обжигающее сияние!

Лес мгновенно вынырнул из темноты каждым своим стволом, каждой веткой, каждой травинкой, оставаясь при этом угольно‑черным. И небо было темно‑темно‑синим с игольчато‑серебристыми шляпками звезд. А пространство между этими двумя чернотами заполнял белый, нестерпимо яркий свет.

Мы мгновенно обернулись и тут же зажмурились. Над деревом, по которому совсем недавно карабкался наш Паша, на высоте пары десятков метров, плавно вращаясь, висел большой сияющий бочонок. Именно он испускал этот не стерпимый свет. А в следующее мгновение он резко пошел вниз, одновременно теряя свою форму, стремительно расплываясь, накрывая своей расползающейся массой весь окружающий участок леса.

Мы, не сговариваясь, развернулись и бросились прочь из‑под накрывающего нас бушующего пламени, но оно настигло нас самым своим краем, обожгло, опрокинуло, покатило по траве…

Потом раздалось оглушающее «д‑бдум!»… и все кончилось!

Мы лежали в полной темноте, оглушенные, ослепшие, опаленные и одновременно совершенно промокшие. Под нами шипела остатками испаряющейся влаги теплая земля, а сверху на нас сыпались сорванные опаленные листья.

Потом послышался рыдающий голосок Машеуса:

– Ребята, вы где?.. Я ничего не вижу!..

– А я еще вдобавок ничего не слышу… – пропищал совсем уже тонким голоском Фродо, а затем трижды яростно сплюнул.

Тролль молча заворочался в траве, поднялся и принялся стряхивать с себя мусор, а я лежал тихо, не шевелясь и лихорадочно соображая, что же это я такого наворожил. Мне было радостно, что ребята пока еще не догадались о природе постигшего нас неожиданного солнечного удара, но они вполне могли, опомнившись, связать мои вокальные упражнения и последовавшую вслед за этим экологическую катастрофу.