|
Отплыв от трубы, Тимур огляделся. Полоса леса темнела впереди, верхушки деревьев на фоне чёрного неба, где только-только проступали первые звёзды, едва угадывались. Плеснулось, и рядом возникла голова Вояки. — Э, да тут грязюка сплошная… — начала она, приподнимаясь. Тимур шикнул, ткнув её ногой под колено: — Не светись! Вояка поскользнулась на мягком жирном дне, опустилась с головой, вынырнула и обрадованно сказала: — Шульга, я воды перестала бояться! — Круто, — ответил тот, медленно продвигаясь прочь от трубы и выглядывая Растафарыча. — Нет, правда! Ты прикинь — как с плота упала, так чуть не померла, а потом раз — и отпустило! Будто свет такой в голову пролился, ну, луч с неба снизошёл неземной… И сразу страх прошёл, и теперь мне вроде нравится даже. — Слушай, заткнись, — попросил Тимур. — Не боишься — хорошо, а теперь молчи. Я за твоей болтовней не слышу, где вертолёт. — Нет, так я ж просто радостью своей со всеми поделиться хочу. В стороне вспыхнул свет — широкий косой луч уперся в болото. В верхней его части угадывался тёмный силуэт вертушки. Машина повернулась — луч описал дугу — и полетела к ним. — К лесу давай, — приказал Тимур. — Тихо, и будь готова нырнуть, как только скажу. Они заспешили прочь от вертолёта. Тот летел медленно, но всё равно нагонял, пилот будто чуял, где находятся беглецы. Вода превратилась в жижу, на поверхности её всё чаще встречались островки травы, так называемые плывуны, в грязи болтались гниющие куски древесных стволов, ветки и коряги, их приходилось отталкивать со своего пути, а самые здоровые — обходить. Вертолёт приближался. Оглядываясь, Тимур видел двух стрелков, высунувшихся слева и справа, луч с гудением бил из-под корпуса, превращая ночь в белый холодный день, его граница нагоняла беглецов. Они успевали добраться до леса, но не успевали спрятаться, Тимур понимал: стоит на краю болота вскочить, чтобы прыгнуть в лес, и их сразу заметят, военсталам надо только дать пару очередей — расстояние совсем небольшое, они просто раскрошат беглецов. Понимал, но не видел другого выхода и брёл через грязь, иногда подталкивая притихшую Вояку. Они достигли большого тяжёлого плывуна, нырнули под него; тихо отфыркиваясь, вынырнули с другой стороны. Лес начинался прямо перед ними, а слепящий день, в котором ярко блестела поверхность болота, был уже совсем близко. Он накрыл травяной остров за спиной, когда от большого чёрного клубка корней, лежащего у границы леса, донеслось: — Пиплы, ко мне! Тут как у Маврикия за пазухой — тихо, темно и пиявки не кусают! Схватив Вояку за шиворот, Тимур потащил её к корням. Прожектор целиком озарил прибрежный плывун, стало светло… ещё светлее… Сквозь рокот донёсся кашель одного стрелка, а впереди между корнями они увидели голову Растафарыча. Спустя несколько мгновений луч уперся в корни. Тимур, водитель и Вояка замерли под ними, соприкасаясь плечами; макушки, лбы, глаза и носы над поверхностью, всё остальное под ней. Пару секунд свет слепил их, прожектор превратил мир в чересполосицу ярких пятен и чёрных, глубоких теней, давящий на уши рокот лился сверху, а потом вертушка ушла вбок, луч скользнул вдоль кромки леса, и по контрасту с режущим глаза чёрно-белым калейдоскопом воцарилась абсолютная, непроглядная темнота. |
