В свои два часа без лопаты Андрей отошел от лагеря на километр с дробовиком и вернулся с двумя зайцами. Безделье способствует культивированию плотских радостей: народ еще часа два обсуждал, что надо делать с зайцами, и множество людей помогали их свежевать, разделывать, укладывать в кастрюлю и варить.

Ужинали возле зимовья: вынесли скамейку, сидели у живого огня. Спустя месяц пребывание под открытым небом уже не будет доставлять такого удовольствия, пока же насекомых не так много, чтобы в первую очередь спасаться, и можно было посидеть у костра. Это был второй спокойный вечер за всю эту экспедицию, когда можно было вот так сойтись, спокойно посидеть не в экстремальных условиях, поговорить друг с другом не о деле.

Андрей спорил с Игорем про устройство хобота мамонта, Сергей с Женей слушали историю про то, как Михалыч участвовал в раскопках где-то на Волге. Алексей старался слушать и про хобот, и про погребения в песчаных откосах.

Этим прозрачным, тихим вечером звуки разносились далеко, Исвиркет звенел, словно протекал под стенами избушки, а Алеше даже показалось, что он слышит какое-то бормотание, кроме звуков реки.

— Ух ты!

Этим не очень членораздельным воплем Алеша обратил внимание на каких-то незнакомцев, появившихся с низовьев Исвиркета. Ажиотаж вышел нешуточный. Игорь задумчиво говорил что-то про третью силу, Михалыч благодушно прикидывал, что за пришельцы могли бы залететь в эти окаянные места, а парни просто очень веселились.

Сергей веселился спокойно, а Алеша экспансивно завопил и стал приплясывать, как дикий.

Там, в полутора километрах, блеснули линзы бинокля: их тоже рассматривали, эти незнакомцы.

— Э-ге-гей, люди! — истошно вопил Андрей, приплясывая. Так, что наверняка даже этим пришельцам и то должно было быть слышно.

Игорь явственно видел, как один из шедших вскидывает карабин. «Не может быть!» — подумалось по-глупому.

Мелькнула вспышка, звук выстрела долетел много позже. Идущие переговаривались, один из них скинул рюкзак, встал на колено и стал целиться. Тут возникла уже настоящая паника, и, как всегда при панике, возникли дикая неразбериха и суета.

— Живо в зимовье! — орал всем Михалыч, размахивая руками.

Наверное, он пытался показать этими взмахами, как быстро надо прятаться.

— Чего ж они, не видят, что ли… — обижался Алеша.

Мысль о том, что его хотят убить, была непонятна мальчику с его доброй, семейной философией. Откуда было знать Мише, как подействовало на Саньку Ермолова зрелище Михалыча, сидящего у зимовья и довольно ухмылявшегося в пространство?

— К оружию! — вопил Андронов, оставаясь при этом на стадии чистой теории, руками махал и кулаки сжимал, но за оружием так и не пошел.

Женя помчался, хотел принести карабин, но притащил зачем-то дробовик и теперь не знал, что с ним делать.

Только Сергей исполнил призыв шефа и высовывался теперь из двери да Андрей выполнил собственный маневр: встал с карабином за угол зимовья, наблюдая за идущими.

В стену зимовья ударило так, что отдалось по всему строению, загудело. Полетели щепки — темные сверху, светлые из середины бревна. Меньше шума, разумеется, не стало.

Наконец-то народ сообразил: убивать собираются совершенно всерьез, и никаких сомнений быть не может. Люди судорожно кинулись спасаться, и каждый действовал по-своему, в соответствии со своей натурой.