Насколько мне известно, этот корабль плавал под именем «Сибиряков» чуть ли не до 1980-х годов. Вот о современных потомках Сибирякова рассказывали мне разное: от того, что живут они сейчас в Калифорнии и далеко не бедствуют, и кончая рассказом о том, как в 1942 году в лагерном пункте на Аркагале (Колыма) умер последний в роду Сибиряковых, внук Александра Михайловича. Что здесь правда, мне трудно сказать, но, может быть, речь шла о разных ветвях рода Сибиряковых — за века процветания он очень разросся.

Рассказывать об иркутских купцах можно почти что бесконечно. Чего стоит хотя бы история про то, как энциклопедически образованный человек, личный друг Карла Линнея, Эрик Лаксман пришел к выводу: невыгодно рубить лес, чтобы из золы делать поташ, столь необходимый для выдувки стекла. Надо искать природные минералы, и он даже знает, какие. Эрик Лаксман увлек своим проектом купца Солдатова, они построили завод… И весь мир завоевал лаксмановский метод создания стеклянного теста, основанный на применении минерального сырья и дающий более чистое, более красивое, более качественное стекло.

Или вот история Василия Николаевича Баскина, который собрал великолепную библиотеку в десятки тысяч томов, а незадолго до смерти передал ее в Румянцевский музей в Москве. Библиотека Баскина заложила основу современной Государственной библиотеки России.

Вообще число иркутян, хорошо заметных в масштабах истории России, или деятелей русской истории, оказывавшихся в Иркутске хоть ненадолго, огромно. Побывал здесь даже Абрам Ганнибал, дед А.С. Пушкина и знаменитый арап Петра Великого. В 1727 году, сразу после смерти Петра I, он был частично командирован, а частично сослан в Иркутск. Здесь он претерпел столько самых невероятных приключений, что хватит на многотомный роман, и основал к тому же Селенгинскую крепость.

Но события, о которых я хочу рассказать, прямо связаны именно с усадьбой Сибиряковых. Этот дом и сам по себе очень красив, великолепно вписывается в иркутский городской ансамбль и заметен в любое время года. Но особенно — иркутской весной…

Дело в том, что весна в Восточной Сибири — это, с одной стороны, не совсем подходящее для земледелия время. Русским крестьянам, переселявшимся в эти края, не особенно нравилась такая весна, с вечными заморозками вплоть до июня, а часто и в самом июне. Если кто-то не поверит, могу выступить в роли свидетеля— на моих глазах в 100 километрах к северу от Красноярска 27 июня 1987 года температура упала до плюс 5 градусов. В 1984 году при раскопках поселения Лиственка в 40 километрах к югу от Красноярска 20 июня мы извлекали из старых раскопов грязь, смешанную со снегом, — в тени стенок раскопа, в неглубоких ямках, снег превосходно сохранился. А ведь к западу от Енисея и зимы более снежные, и весна гораздо больше похожа на европейскую весну. К востоку же от Енисея, особенно к востоку от Байкала, зимы малоснежные, и весной сухо, и еще и эти заморозки… Просто погибель для земледелия!

Но нет худа без добра, и то, что не нравится крестьянам, порой очень даже нравится горожанам. Заморозки несет в Сибирь азиатский антициклон — область высокого давления, приходящая из Монголии. Но ведь антициклон — это еще и синее небо, прекрасная погода весь апрель и май! Иркутск— довольно южный город по понятиям России, — он лежит на одной широте с Саратовом, Воронежем и Курском. В пору, когда ярко-синее небо отражается в бесчисленных лужах, а голубая Ангара мчит ярко-белые льдины из Байкала, когда первая робкая травка уже борется за существование, особенно красив Белый дом — бывшая усадьба, родовое гнездо Сибиряковых.

Иркутяне уверяли меня, что это название. Белый дом, родилось вне всякой связи с американским Белым домом, совершенно самостоятельно, и существует с начала XIX века, когда и американцы меньше лезли, куда их не просят, и местной агентуры внутри России у них еще не было.