А кроме того, это исторический дом… Потому что уже в начале XIX века, едва Иркутск стал столицей Сибири, купцы Сибиряковы передали его под резиденцию губернаторов. Белый дом видел в своих стенах и Сперанского, который губернаторствовал в Иркутске, и Николая Михайловича Муравьева-Амурского, сидевшего в кресле генерал-губернатора с 1847 по 1861 годы.

Но, впрочем, к XX веку стал Белый дом резиденцией губернаторов поскромнее — губернаторов Иркутской губернии, в которую входила тогда и вся Бурятия. Последним губернатором Иркутской губернии стал Николай Иванович Николаев-Степанов — человек столь же интересный, сколь и загадочный.

Во время крушения Российской империи исчезли и губернаторы… В смысле, исчезла та верховная, общая для всей империи власть, которая ставила этих губернаторов. С провозглашением России республикой в сентябре 1917 года последний губернатор Иркутской области Н.И. Николаев-Степанов окончательно стал как бы частным лицом. Лицом весьма уважаемым за образованность, высокие личные качества и ум, но уже не владеющим ни толикой законной власти.

Осенью 1917 года в Белом доме расположился то ли какой-то отвратительный Совет, то ли какой-то идиотский ревком, то ли они оба сразу. К счастью, сидели они там недолго — с 6 по 15 декабря, почти две недели иркутские юнкера по командованием офицера Блюменфельда обстреливали и брали Белый дом. Товарищи пролетарии огрызались до последнего. Ограбив полгорода, убив без суда несколько сотен человек, пощады эта банда не ждала. Мне в молодости довелось беседовать с очень немолодым человеком, который участвовал в последней атаке на Белый дом, когда юнкера и народное ополчение иркутских жителей вытаскивали из-за статуй на лестнице, выковыривали штыками из-под столов и из шкапов последних «строителей счастливой жизни».

— Несколько часов падаль таскали…— прошамкал он, блаженно улыбаясь и подставляя лицо весеннему солнышку и ветру (как оказалось вскоре, это была последняя его весна).

— Почему же сразу падаль?

— А потому, что они же сами от бога отказались. Не хоронить же их на кладбище, в освященной земле?

— Ну… Может, кто-то и захотел бы? Как знать?

— У одного я спросил, он смеялся только: мол, если бог есть — то лучше не думать, куда я попаду. Пусть лучше бога не будет…

— Раз спрашивали, то они что… живые еще были?

На это мой собеседник только заулыбался, и по этой улыбке сразу стало видно, какой я, двадцатитрехлетний, для него маленький. А в чем я был и правда маленьким — не додумался позадавать еще вопросов…

А при белой власти в этом здании расположился Иркутский университет. Заслугу его открытия совки не раз пытались присвоить, да не получается: основали университет как раз тогда, когда в Иркутске не было ни одного красного — по крайней мере, живого. И ядро его профессуры составили люди, к Советской власти вовсе не благоволившие. Много было и беженцев из Европейской России, в том числе и из Петербурга.

При Советской власти Иркутский университет разросся, ему постепенно отошло несколько зданий в самом центре города. Советскую власть можно и должно обвинять очень во многом, но только не в недооценке образования, знаний, интеллектуального развития населения.

Власть предержащие внимательно следили, чтобы народное образование, наука и культура развивались под чутким идеологическим контролем, оставались бы как можно более советскими по духу.