Разумеется, я не собирался просто так бить ему морду. Нет, он, конечно, напрашивался, но мордобой уронит статус моей семьи в глазах общества. Поэтому с этим повременим — еще успеет нарваться.

Я хотел отплатить Павлу той же монетой. Подсыпал мне яд — должен и из своей чаши испить. Только я не собирался травить его насмерть. Пока что. Зато испортить ему вечер и, быть может, даже в какой-то степени опозорить — это с удовольствием.

— Значит, детство вы провели в Выборге, ваша светлость, — ковырявший щавелевые листья Михаил Павлович пытался переключиться на беседу в ожидании новой подачи блюд.

— Да, ваше высочество, — кивнул я. — У моей семьи там имение.

— И вы, должно быть, в детстве излазили весь Выборгский замок? Поднимались ли на башню Святого Олафа?

Я улыбнулся, внимательно изучая букет в вазе, что стоял на столе. Пышная композиция из смеси садовых и полевых цветов. Такая украшала каждый стол.

— Да, замок меня занимал с детства, — отозвался я. — Настоящий шведский замок! Каждый мальчишка воображает себя рыцарем. А тогда еще отец дал мне почитать «Айвенго» Вальтера Скотта…

Князь крови понимающе улыбнулся.

— Мои дочери тоже любят эту книгу.

— Пелагея и Олимпия, насколько я помню?

— Верно, ваша светлость. Они еще слишком юны, чтобы быть представленными ко двору. Сейчас девочки гостят у родственников моей жены в Вестербурге…

Я рассеянно кивал рассказу князя крови. Так-так, что у нас тут в букетике…

Любимые матушкой белые пионы, львиный зев, ромашки, васильки, колокольчики, пижма… Много крупных и мелких цветов, много зелени и какие-то веточки. Кажется, крушина.

Крушина — это хорошо. С этим можно поработать. Вспоминая, что я сделал поражающий газ из полудохлого фикуса, можно представить, что я могу сотворить из целого букета…

Правда, большинство цветов были вполне невинными, а некоторые и вовсе считались лекарственными. Но все есть яд и все есть лекарство, по заветам достопочтенного Парацельса. Вопрос лишь в дозировке.

— Вестербург — это замок, насколько мне известно? — Я продолжал поддерживать светскую беседу, изучая растения. Тем временем ничего не подозревавший Павел Дмитриевич с аппетитом уплетал суп с гренками.

— Да. Замок дивной красоты, он расположен на воде…

Плоды крушины у нас называли волчьей ягодой, и они были ядовиты. Тане в детстве пару раз хорошо прилетело от гувернантки, когда сестра попыталась их съесть. Но ягод здесь сейчас не было — только веточка с вытянутыми листиками и невзрачными цветочками.

Но у веточки была кора. А именно кора мне и требовалась.

Дело в том, что она обладала… как бы сказать поделикатнее, довольно мощными слабительными свойствами. И рвотными. Пакость, знаю. Но удержаться было трудно, тем более на банкете.

Хотел опозорить меня перед всей честной публикой — получит сам.

Лакеи принялись обходить столы, чтобы забрать грязную посуду. Я как раз покончил с рассольником, Михаил Павлович не смог доесть свою порцию и сложил приборы так, чтобы лакеи унесли тарелку. Павел Дмитриевич, еще ничего не подозревая, промокнул салфеткой губы и позволил унести свою тарелку.

Нас толе оказалось множество закусок «на зубок» — тарталетки, бутербродики, канапе. Отдельные служащие разливали напитки. Я попросил себе простую негазированную воду, немало удивив лакея. Хватит с меня экспериментов.

Пока слуги суетились с тарелками, я воспользовался тем, что гости отвлеклись, и связал небольшое заклинание — эфир, вода и воздух. Получился едва заметный совсем малюсенький ножичек, которым я срезал несколько стружек коры.