Всего несколько секунд длилось так, затем Ума чуть слышно запела, громче, громче, на своём древнем языке, и теперь в звуках иллира и голосе возникло нечто заставившее офицера снисходительно улыбнуться, – давняя тоска угнетённых, что ли?

– Ничего песенка, – сказал он, облизывая губы. – Ладно, давай, не воспрещено…

И Ума продолжала, только мелодия изменилась, только голос стал немного иным. Её друзья шли молча, казалось, безучастно, их глаза не шарили вокруг в надежде на чудо, но головы были развёрнуты так, что зрение всех троих в совокупности охватывало всю раскрывающуюся панораму космодрома. Все возможности борьбы казались исключёнными, и все же у пленников был шанс, тот крохотный и ненадёжный шанс, который Антону дала одна‑единственная ненароком сорвавшаяся с губ Эль Шорра фраза. И они тщательно искали этот свой шанс.

“Есть!” – мысленно воскликнул Юл Найт, и то, что его зоркие глаза увидели в отдалении, тотчас стало достоянием всех.

Громада “Решительного”.

Их же, естественно, вели в другой конец поля. Ума, срывая ограничитель, до отказа повернула медитатор иллира, её пальцы скользнули по рядам перламутровых кнопок и клавишам инструмента.

Все так же размеренно бухали сапоги, мерцали чёрные латы, все так же глухо, замирающе в час полуденного зноя катился шум космодрома, но теперь над всем вознеслась музыка иллира.

Сама по себе никакая музыка, никакая песня ничего не могла пересилить, но эти четверо были способны составить единое целое, и они это сделали. Ничего не изменилось ни в ритме мелодии, ни в словах, которые пела Ума, и все стало иным, едва иллир каскадно усилил возникшее теперь качественно новое психополе. То была уже не просто музыка и не только песня. Так линза собирает рассеянный свет в жгучий фокус, так кристалл лазера сгущает энергию, чтобы полыхнуть ярче тысячи солнц.

Теперь все зависело от Умы, которая держала в руках эту невиданную на Плеядах силу.

Мгновение – и каждый солдат представил, увидел, услышал, пережил своё.

Все так же чёток был шаг, рука офицера, как застывшая, лежала на кобуре бластера, только отряд повернул не туда, куда должен был повернуть.

Все изменилось для всех. К каждому вернулся тот миг счастья и радости жизни, доверия к ней и душевной щедрости, который в детстве ли, в юности ли был у всякого, потому что всякий хоть час, да был человеком. Теперь солдаты и сам офицер переживали это состояние вновь и так же ярко, как прежде. Волшебное искусство Умы, стократ усиленное резонансным действием иллира и поддержкой друзей, в каждом нашло и раздуло искру повелительного добра, и теперь, разбуженное, оно всецело внимало голосу и вело человека туда, куда он и сам бы пошёл, если бы знал дорогу. Ума недаром столько дней пела на перекрёстках, ища в людях потаённое, быть может, забытое и подавленное, но неистребимое.

Кто не мечтал вернуть светлое мгновение, обратить его в вечность? Теперь это осуществилось и наполнилось новым смыслом.

Одетые в форму люди шли туда, куда их звал иллир и куда их самих позвала бы совесть, если бы она прозрела. И Ума чувствовала эту свою – и не свою – власть над ними, и её влекла та же сила, что, сметая враждебное и наносное, всю накипь души, захлёстывала сейчас все окрест и прокладывала людям дорогу к цели. Никто из тех, кто слышал иллир и видел пробуждаемые им образы – ни солдаты, ни посторонние наблюдатели, – никто уже не мог противиться этой силе, которая жила в них самих и теперь завладела их существом.

Громада корабля приближалась. “Следом за вами стартует весь флот во главе с “Решительным”, – сказал тогда Эль Шорр.

Следом… Значит, оружие Предтеч, скорее всего, уже доставлено на корабль.