– А только незнание. – Ума кивнула. – Вижу и принимаю. Скажу больше: сестрой тебе я могу стать и без Кольца.

– Это невозможно!

– Для Умы возможно, – возразил Аронг. – Называю её подлинное имя, потому что оно будет тем же самым и на Плеядах. Остальные представятся сами.

– Джент Лю Банг, чимандр философского ранга, к вашим услугам. – Сутулый мужчина вынул изо рта трубку и с достоинством поклонился.

– Юл Найт, сын первопатриция. – Озорно подмигнув, пигмей скучающе и расслабленно потянулся в кресле. – Балованный мальчишка – и ничего больше. Там, на Плеядах, буду выглядеть лилейно‑белым представителем высшей расы. Уму при встрече заставлю плясать, а всякого там чимандра. Кстати, какова этимология слова “чимандр”?

– Слово “чимандр”, – невозмутимо ответил Лю Банг, – произошло от скрещения понятий “чиновник” и “мандарин”, причём под последним отнюдь не следует понимать фрукт, поскольку в данном случае имеется в виду древнекитайский сановник, названный так португальцами из‑за смыслового сходства с санскритским “матрин” – советник. Надеюсь, мой ответ удовлетворил достопочтенного сына первопатриция.

– Объяснение без поклона что напиток без стакана, – высокомерно произнёс Юл. – Вообще в нашем роду не любят всяких там учёных, философов, поэтов и прочих умствующих служак, а уж желтомазых тем более. Но я, подросток, ещё не очень осведомлён в тонкостях крови и иерархии, поэтому прощаю. Вот баядерочка – дело иное. Эй, ты, сладенькая, повесели!

Рука Антона дёрнулась, он понял, что способен, уже способен непроизвольно ударить наглеца, но гнев тут же сменило восхищение тем, как ловко Юл приноровился к своей отвратительной маске. Выходит, опередив его, они уже прошли вторую инверсию, которая позволяет человеку быть не тем, кто он есть. Глаза Умы тоже вспыхнули возмущением, но тотчас стали покорно‑умилёнными, как у собачки, которую поманил хозяин. С податливой улыбкой обещания девушка сняла с плеча иллир, вынула из футляра мерцающий перламутром и хрусталём инструмент, лицо её сделалось строгим, сосредоточенно замершим, точно рельеф тёмной бронзы. Превращение было столь же мгновенным, как и движение пальцев по клавишам и струнам иллира. Возник долгий певучий звук такой красоты и силы, что с лица Юла сама собой спала ухмылочка шалопая, Антон невольно подался вперёд, а Лю Банг выронил трубку. Никогда ничего подобного Антон не слышал. Завораживающий звук креп, ширился, рос, охватывая собой все видимое и скрытое, казалось, сам воздух стал опалово‑осязаемый, текучий. Ума тряхнула головой, её волосы чёрным пламенем заскользили по голым плечам, губы выдохнули:

– В круг, в круг!

И то же самое приказала мелодия. Антон, Юл Найт, Лю Банг повиновались. Аронг отступил в тень и будто растворился за мерцающей завесой. Теперь их осталось четверо. Образовав круг, они сидели, почти касаясь друг друга коленями, и ничего уже не стало, кроме видений музыки, кроме них самих, кроме отблеска огня на их лицах. Переливы стали громче, трепетней, осязаемей, тонкое лицо Умы напряглось, глаза стали ещё огромней, ещё черней, они не видели ничего и видели все, а пальцы скользили по иллиру все быстрее, быстрее, пока вибрирующие струны и сам иллир не подёрнулись смутно искрящейся дымкой. И тогда возникло Кольцо.

Оно повисло между сидящими, светло‑огненное, размыто пульсирующее. От каждого на Кольцо словно падала тень, и там, где она была, свет тускнел оттенками жёлчи, в каждом месте по‑своему; иногда казалось, что эти затемнения хотят исчезнуть, раствориться в золотистом ритме Кольца, но что‑то упорно мешало этому. Голос иллира стал тише, нежнее.