Сильвио.

 На что же мне твоя наука?

 Чем безнадежнее, чем глубже сознаю

 Пред тайной мировой беспомощность свою.

 Тем жизнь бессмысленней, тем нестерпимей мука.

 Базилио.

 Ты к невозможному стремишься.

 Сильвио.

 Бороться с нищетой, изнемогать, трудиться,

 Потом, когда бедняк в сырой земле сгниет,

 Удобрив чернозем, из почвы хлеб родится.

 Из хлеба – жизнь людей, но люди возвратиться

 Должны к сырой земле, – и снова хлеб взрастет:

 Из жизни – смерть, из смерти – жизни всходы, —

 Таков круговорот бессмысленной природы.

 Но если б знал его счастливый твой мужик.

 Но если б он свое ничтожество увидел,

 И не был бы так груб, невежествен и дик, —

 Он проклял бы судьбу, он жизнь бы ненавидел.

 Так вот твой идеал? Отречься от всего.

 Уснуть животным сном, убить в себе рассудок,

 Весь век в поту, в грязи работать для того,

 Чтоб завтра чем-нибудь наполнить лишь желудок?

 Пускай убьет меня безумная тоска,

 За мирный сон души я не отдам сознанья!

 Не надо мне тупого прозябанья.

Покорности скотов и счастья мужика!

 Ведь жизни внутренней незримые богатства.

 Сокровища ума, следы наук. искусств, —

 Их истребить нельзя, и я во имя братства

 Отречься не могу от прежних дум и чувств.

 В деревне, за сохой, я, в нищенской одежде,

 Останусь богачом изнеженным, как прежде.

 С народом не сольюсь в неведомой глуши.

 Я сброшу горностай, забуду трон, величье.

 Но что все внешние, ничтожные отличья

 Пред этим внутренним неравенством души!

 Идти в народ шутом в наряде маскарадном...

 Но сам мужик мое стремление к добру

 Сурово заклеймит укором беспощадным.

 Как недостойную игру,

 Мечту для бедных. Быть товарищем и братом.

 Бежать из городов, в полях найти приют,

 Нужду, и черствый хлеб, и деревенский труд —

 Ты можешь сделать все утонченным развратом.

 Наружностью бедняк, ты клад душевных сил,

 Ты роскошь внутренних неравенств сохранил.

 А между тем в глазах глупцов ты вдохновенный

 Апостол-труженик, могучий и смиренный.

 И вот не жертвуя, не тратя ничего,

 Твой праздный ум пленен роскошною забавой.

 И беспредельного тщеславья своего

 Ты жажду утолил легко добытой славой.

 Так прихотливый сибарит

 Суровой пищею искусно раздражает

 Уснувший, дряхлый аппетит,

 И на мужицкий хлеб все пряности меняет.

 Проклятье всем! Вы лжете оба,

 В груди от ваших слов сильней тоска и злоба.

 Там, в мирной тишине жилища твоего,

 Старик, ты выдумал слияние с народом,

 А ты, король, свою науку для того,

 Чтоб утешать себя хоть призрачным исходом,

 Чтоб хоть миражем заслонить

 У ног зияющие бездны...

 Но я правдивей вас; я смел разоблачить

 Трусливый ваш обман смешной и бесполезный.

 Уйдите прочь!

 Базилио и Клотальдо уходят.

 Сильвио.

 Теперь мы, скорбь, с тобой вдвоем.

 Я не дрожу, я не бледнею.

 И если узел твой распутать не сумею —

 Я рассеку его мечом! Пора покончить с шуткой глупой,

 Пора мне вырваться из пут.