Изменить размер шрифта - +

 

1. Нашла полоса грусти. Он стоял среди присутствующих, теребя черный ус, насмешливо кивая головой.

2. Это он погребал философию, а над могильным курганом ее плакал и рыдал, как ветхозаветный Иеремия.

3. Нашла полоса гнева. Он стоял среди присутствующих в гробовом молчании. Он молча грозил позитивистам.

4. Он кричал, что они вытравили небесные краски.

5. Потом он демонически захохотал, говоря о демократах, народниках и марксистах.

6. Но, должно быть, пахнул ветерок с могилы почившего демократа, потому что кто-то шепнул Дрожжиковскому: «Не смущай моего покоя», — и фразы из слоновой кости перестали слетать с пламенных уст его.

7. Молчал и священник в серой рясе, склонив свою белую голову, прикрывая бледное чело и синие очи дрожащей рукой.

8. На полу лежала его черная тень.

 

1. И долго, так долго молчал Дрожжиковский, и казался большим, добрым ребенком; ветер шевелил его черными волосами, а серые глаза его были устремлены в окно.

2. И невольное умиление смягчило черты Дрожжиковского, как будто он готовился сказать новую истину.

3. В ту пору в Успенском соборе пели «Свете тихий», и блистали митры архиереев.

4. Кадильный дым вознесся под купол собора.

 

1. И тогда все почувствовали резкое журчанье тающих ледников, и Дрожжиковский начал речь свою вещим словом: сверх-человек.

2. Поклонники Ницше задвигали стульями, а старый священник поднял свои ясные очи на Дрожжиковского,

3. которого слова вспыхивали дрожащим пламенем, и в комнате начался вихрь огня и света.

4. Словно почувствовали близость талого снега, словно горячечному дали прохладное питье.

5. Словно тонул жаровой ужас в туманном, сыром болоте, а Дрожжиковский указывал на священное значение сверх-человека.

6. Он вставлял в свою речь яшмы Священного Писания, углублялся в теологическую глубину.

7. Приводил минувшие верования, сопоставлял их с самыми жгучими вопросами современности.

8. Ждал духовного обновления, ждал возможного синтеза между теологией, мистикой и церковью, указывал на три превращения духа.

9. Пел гимны дитяте из колена Иудина.

10. Его слова вспыхивали дрожащим пламенем и огненные знаки — уносились в открытые окна.

11. Иногда он останавливался, чтобы слушать вальс «снежных хлопьев», который разыгрывали где-то вдали.

12. И тогда все видели, что над Дрожжиковским повесили цветок лотоса — милое забвение болезней и печалей.

13. Это было цветочное забвение, а из-под опаловой тучки смеялась ясная зоренька задушевным, ребяческим смехом.

14. Дрожжиковский стучал по столу, и в глазах Дрожжиковского отражалась розовая зорька… И казался Дрожжиковский большим невинным ребенком.

15. В его глазах отражалась слишком сильная нежность; чувствовалось, что струна слишком натянута, что порвется она вместе с грезой.

16. Где-то играли вальс «снежных хлопьев». Душа у каждого убелялась до снега. Замерзала в блаженном оцепенении.

17. Невозможное, нежное, вечное, милое, старое и новое во все времена.

18. Так он говорил; приветно и ласково смотрел ему в очи старый священник, схватившись за ручку кресла.

19. Все были взволнованы и удивлены.

 

1. Довольный хозяин протягивал смущенному автору сообщения свои белые руки; шел оживленный говор…

2. Случайно попавший сюда марксист вскочил со стула и басом прогремел: «Позвольте вам возразить».

3. Но тут его перебил золотобородый блондин с лицом строгим и задумчивым; это был как бы аскет с впалыми щеками и лихорадочным румянцем.

Быстрый переход