Татьяна открыла рот от изумления.

—  Это все пустяки, Танюша, есть вещи покруче. Пойдем прогуляемся.

—  А... стол?

Это делается просто. Берем посуду, ставим на подносы, подносы на конвейер, делаем ладонью вот так — вертикально, потому что луч фотоэлемента проходит вот тут, понятно? Дальше — оп! Нажимаем на клавишу. Через минуту все будет уже в том домике, на кухне, а еще через минуту — в автоматической мойке. Понятно, как все просто? Ну, пойдем гулять.

Арсеньич увидел возвращающихся с прогулки Никольского и Татьяну и вышел из служебки им навстречу.

—   Ну как, — спросил с интересом, — понравилось?

—   Арсеньич, милый, — округлив в восторге глаза, развела руками Татьяна, — этот дом, все вокруг — это какое-то чудо, так просто не бывает, понимаете? Ну это просто противоречит законам... я не знаю каким!

—   Но ведь есть же! — улыбнулся Арсеньич. — Вы ж, поди, все руками щупали, не веря глазам, верно?

—   Щупала, а все равно не могу поверить.

—   Вот это все и есть тот самый закон Никольского, иначе говоря, закон противодействия, который этот тупой майор отрицает! — с апломбом сказал, почти продекламировал Никольский. — Ну скажи хоть ты, как с такими людьми дело иметь?

—   Чудо есть, а закона нет, — упрямо возразил Арсеньич. — А ты все показал, что надо? — спросил, как нерадивого ученика.

—   Все показать можешь только ты. Вручи, пожалуйста, даме ключ.

Арсеньич вынул из кармана пульт, висящий на цепочке, как изящный брелок, и протянул Татьяне.

—   Можете пока вот этим замочком прицепить к часовому браслету. Это крепкая штучка, не оторвется, разве что вместе с рукой, не приведи Господи.

—   Танюш, мы сейчас с Арсеньичем должны решить одну весьма деликатную проблему. Ты нам позволишь? А сама пока или погуляй, потренируйся. Если хочешь, пусть вас Степанов поднатаскает с Аленой, ладно? Мы ненадолго, максимум полчаса.

Наталья рыдала в голос. Конечно, никто не сомневался, что она была чистая, бесхитростная и добрая девушка. Хотя теперь-то какая уж тут девица! После двух-трех поставленных прямо в лоб вопросов она не смогла сохранить слова, данного Васе, и все до копеечки выложила, рассказала, ничего не утаивая. И как впервые встретила Васю, и как сама, дура, домой его к себе завела, и как ни в чем отказать не сумела — такой он был с ней сильный да ласковый. А уж настойчивый! И как сильно он любил ее, а потом слово взял с нее, что она молчать об этой их крепкой любви будет и только ему одному говорить, что здесь, в доме то есть, происходит, и все это исключительно ради пользы и безопасности Евгения Николаевича, у которого с Васиным хозяином, Сергеем Поликарповичем, самые добрые и товарищеские отношения.

Полностью расколовшись, иначе эту ее исповедь и назвать-то было трудно, Наталья заревела.

Никольский с Арсеньичем усвоили полученную информацию, подождали, пока она малость успокоится, и начали все по порядку. С самого начала. Когда к нему ездила, сколько раз, о чем рассказывала, что он просил разузнать. В общем, они скоро поняли, что информатор из Натальи, прямо надо сказать, липовый. Она все больше на эмоции упирала, а не на факты. Ну, к примеру, на вопрос, кто приезжал, могла ответить так: здоровый такой, голос громкий, противный, все сморкается, как простуженный, ел много и молчал. А как зовут — не знаю. О чем говорил — не знаю. На чем приехал — не видела, когда уехал — не помню. Клад, конечно, для шпиона.