К счастью, обошлось без жертв, хотя погромили и поглумились основательно. В хорошие миллионы встанет ремонт. Искали деньги. Не нашли. Одну часть нападавших это охладило, других — раззадорило. Стали громить компьютеры. Организаторы провокации, видимо, они и составляли первую группу, сделали свое черное дело и отвалили. Остался счастливый люмпен. Вот тут Витюша и разрешил ребятам поработать неброско, но впечатляюще. Получилось, как в учебке с манекенами. Ребятки натянули масочки, ни дать ни взять — ОМОН или спецназ, поди разбери. В общем, сложили после рукопашной пару пирамидок, как на известной картине художника Верещагина, да нет, это шутка, хотя и немногим удалось уковылять на своих ногах. Теперь в округе тишина, проезжала милиция, посочувствовала, подивилась количеству пострадавших и уехала дальше. Никаких эмоций не проявила.
Арсеньич приказал поставить заградительные решетки, закрепить их намертво — и на базу.
Поспевший как раз к завтраку Степанов рассказал о слухах, циркулировавших ночью по Москве. Защитники пожгли несколько бэтээров, кто начал стрелять первым, неизвестно, но нескольких, это точно, то ли раздавили, то ли из пулеметов экипажи расстреляли. На Минке, возле мотеля, видели кагебешную воздушно-десантную дивизию, но она как стала перед кольцевой, так дальше и не двинулась.
Но самое любопытное они услышали из уст одного умельца, который особо усердствовал в офисе на втором этаже.
Куда он мог деться, конечно, рассказал и даже в картинках продемонстрировал, кто и как его подначивал, чего обещал, что в стакан наливал. За твердое обещание оставить его мужиком, хотя кому он такой нужен, он рассказывал, буквально захлебываясь от радости, что попал в их руки, а не к ОМОНу, который еще ни разу не выполнил своего обещания, а ведь сколько ему помогали. Причем рассказывал фактурно, с адресами, паспортными данными, именами и фамилиями друзей-приятелей, участников могучего пиршества. Вот на эту штучку, — Степанов показал миниатюрный магнитофон. — Запись почти студийная. Подлинность никакого сомнения не вызывает. Есть что продемонстрировать неким заинтересованным лицам.
Обещание свое, конечно, сдержали, даже домой его подвезли, чтоб удостовериться. Все совпало. А как с ним дальше его кормильцы поступят, это, сказали ему, теперь его собственная забота. Кажется, когда до него это дошло, он пожалел, что упросил оставить его мужиком, поскольку, вероятнее всего, никому его мужские качества больше не понадобятся. Мораль: не будь... — Витюша, как человек деликатный, сдержал себя и не сказал, чем они закончили беседу с тем оратором.
Но судьбе этого было, видно, еще мало. Третий звонок прозвучал днем, буквально перед самым обедом, когда Никольский со Степановым уехали в Москву разбираться с исполкомами и органами внутренних дел по свежим следам нападений и прочего. Не следовало надолго откладывать эти дела, поскольку, да будет это широко известно всем вкладчикам и акционерам, власть оказалась неспособной защитить их интересы. Из чего следует... И так далее.
Татьяна, не вынося одиночества, испытывая жуткую головную боль от навалившихся несчастий, сперва пробовала помогать Наталье готовить обед, но быстро поняла, что помощь от нее невелика, а помех она создает множество. Потом она хвостом ходила за Арсеньичем, стараясь хоть чем-то помочь ему. Но его дела были мужские, связанные больше с техникой, в чем она ничего не смыслила. Она стала бродить по веранде круг за кругом, пока не устала. Она выволокла на веранду тяжелое кресло из гостиной, уселась в него и закрыла глаза, чтобы постараться расслабиться и успокоиться.
И когда, наконец, она почувствовала, что дыхание начало успокаиваться и сознание стало погружаться в сон, ее едва не оглушил истошный, отчаянный крик дочери и следом сухой треск автоматной очереди.
То, что Татьяна увидела, показалось ей каким-то дурным сном, потому что в реальности такого не могло случиться. |