И с этой целью создано и успешно функционирует специальное подразделение, которое выполняет все поручения, касающиеся ликвидации преступников, какие бы посты в государственной, финансовой, хозяйственной или уголовной иерархии они ни занимали. Вот и Кузьмин уже привлечен. Активно работает. А если примеры нужны, как они действуют, пожалуйста, — тот же Тарасюк в Лондоне, Сучков — в Москве. Дела только последних дней.

Но ведь и у Подгорного методы утверждения порядка тоже криминальные. Чем же они лучше «благородной мести» того же Никольского? — думал Кашин. Нет, не готов был он принять эту программу. Душа не разделяла той уверенности в собственной правоте, которую излучал Подгорный. Так и ответил Арсеньич на предложение своего старого товарища. И конечно, видел он, не могло это понравиться Ванюше, строившему, очевидно, какие- то свои планы на сотрудничестве с Кашиным.

Перед расставанием он сказал, что разговор был сугубо личным, никаких претензий к нему не имеет, но и условия остаются прежними, то есть: да — да, нет — разбежались.

И уже провожая, на улице, хлопнул дружески по плечу и сказал:

—        Уголовщины вокруг тебя многовато, тезка.

—        Да ты-то откуда знаешь? — сам того не ожидая, вспыхнул Арсеньич.

Не злись, знаю. А чтоб ты не мучился, скажу, но снова между нами: давно уже сидит у вас мой человек. Но ты его не ищи. Пусть пока посидит. А вот с теми, кого твой хозяин пригрел, да и с ним самим нам не по пути. Вопрос решенный.

—        Ты же его совсем не знаешь! — теряя надежду, почти закричал Арсеньич.

—        Значит, это ты его плохо знаешь. А у нас им целая служба занималась. Ошибки исключены... Ну гляди, может, успеешь передумать. Разбежались?

Арсеньич как-то опустошенно кивнул.

Хлопнули по традиции по рукам и расстались.

Неужели приговор уже подписан?.. Что можно успеть сделать, что изменить, как убедить Женю, какими силами? Даже в Татьяне не видел Арсеньич такой силы...

Ехал он домой и перебирал в уме своих ребят: кто же из них? Ведь всех хорошо знал Арсеньич. Неужели снова ошибся? В ком? Ему теперь казалось, что именно этот вопрос стал главным.

Вид у Турецкого был весьма неприглядный. Воспаленные, покрасневшие глаза, растрепанные волосы спадали на лоб, наспех повязанный галстук, мятый воротничок рубашки — все говорило о бессонной ночи. Грязнов не поехал домой, остался с другом, и они почти до рассвета проговорили, пили кофе, накурились до одурения в поисках безопасных вариантов спасения Ирины и дальнейших действий.

Они догадывались, где ее могли спрятать похитители. Все сейчас, так или иначе, сходилось к Никольскому. Но от весьма недвусмысленных угроз Барона — это был, конечно, он, Саша не сомневался, — противно дрожали руки и башка переставала варить.

С этим они и прибыли к Меркулову. Тот уже ознакомился со всеми последними материалами и подтвердил самые худшие опасения Саши.

Рано утром из Дорохова, со станции, звонил Горелов, коротко рассказал о визите бандитов и заявил вполне официально, что в главаре он узнал Брагина по кличке Барон, а в картотеке нашел подтверждение, и теперь уже все сомнения отпали.

Костя позвонил Романовой и попросил о личном одолжении: послать к старику кого-нибудь из техотдела — починить ему телефонную проводку и поставить аппарат. Сегодня, к сожалению, все стало почти неразрешимой проблемой.

А затем Меркулов предложил снова вызвать Никольского для уточнения отдельных фактов, возникших во время прошлой беседы, и здесь предъявить ему постановление на проведение обыска у него в Малаховке на основании подозрений, связанных с похищением Ирины Фроловской, и ряда криминальных эпизодов, в которых так или иначе упоминалось его имя.