—   Где будем ужинать? — поинтересовалась она.

Вопрос был странным: конечно, на кухне, где же еще?

—   Предлагаю другое. Время уже позднее. Беготню по квартире устраивать нам ни к чему, так? Поэтому давайте придвинем стол к дивану и все, что нужно, расставим на нем. Есть возражения?

—   Ну что вы, Нина!

—   Знаешь что, давай-ка, Слава, переходить на «ты», я ведь уже, кажется, не на допросе? Можно?

—   Разумеется, — сглотнув слюну, казенным голосом сказал он.

—   Я очень рада, что ты пригласил меня сюда. — Она подошла к нему вплотную. — Когда ты сказал «поужинаем», я даже испугалась, что в какой-нибудь кабак потащишь. А у меня и без того вся жизнь — сплошной кабак...

Нина распахнула полы его пиджака, и ее руки скользнули по его спине.

—   Сними пиджак, — попросила она и, когда он выполнил ее просьбу, отшвырнув пиджак на диван, стала гладить его бицепсы, лопатки, шею, вытягиваясь и прижимаясь все крепче.

Слава уже едва держался на ногах и, в свою очередь, сжал ее так, что она охнула.

Все... пока... — прошептала она, расслабляясь и раздвигая движением гибкой спины его руки. — Ты сильный, я уже чувствую. Значит, нам будет хорошо. Все, Слава, отпускай свою даму, она будет стол накрывать.

И Нина быстро и ловко захлопотала, будто всю жизнь только тем и занималась.

—   Слушай, Славка, а тебя, наверное, в школе рыжим дразнили, да? Это хорошо!.. Можно, и я тебя так иногда звать буду?.. Ты на меня не обидишься?.. А почему ты не женат?.. Ох, ты, наверное, такой опа-асный человек?.. И девки по тебе сохнут, да?..

Она не ждала ответов, она просто говорила, как говорит программа Московской городской радиосети, — постоянно, обо всем сразу, и можешь его совсем не слушать. Но оно создает атмосферу чье- го-то постоянного присутствия в доме. Избавляет от чувства одиночества.

Не успел Слава оглянуться, как все его банки-склянки отправились обратно в холодильник, на сковородке шипели, разбрызгивая масло, котлеты, а в тарелках, расставленных по всему столу, лежала такая вкуснота, о которой даже подполковник милиции, начальник отдела знаменитого на весь белый свет МУРа, и мечтать не мог себе позволить.

—   Зачем же ты так?.. —только и мог он пробормотать сокрушенно.

—   А затем, чтоб нам с тобой сегодня было вкусно. Во всех отношениях, понял, рыжик? Ой, не могу больше! — будто пропела она. — Устала терпеть, давай наливай скорее!

Нина достала из сумки пару бутылок «Арманьяка», поставила их с краю стола и, подумав, сказала:

—   Нет, начнем лучше с водки. Тащи из холодильника. По первой надо родную нашу, чтоб душу пробрало. А хмелеть потом можно от чего угодно, правда, рыженький ты мой?

И прямо так, не садясь, дернули они по рюмке и закусили ломтями жирного балыка, вытаскивая его из импортной плоской банки и облизывая пальцы.

Нина изогнулась всем телом, ее остренький носик хитро сморщился, она лукаво подмигнула ему и показала на стол:

—  А я очень люблю вот так, по-дикому, без вилок, руками. Вкусно ведь, да? Только ты теперь садись и как следует поужинай. Мотался же целый день как угорелый, и небось всухомятку. Сейчас принесу котлеты, а сама залезу под душ, ладно? На две минутки.

Слава, наконец, и сам сообразил, что голоден как черт. Он придвинул стул и стал есть как вернувшийся с работы усталый мужчина — всерьез и основательно.

А Нина ушла в ванную. Крикнула оттуда, что обожает вот такие — большие, которые только и остались в старых домах с высокими потолками, толстенными стенами и широкими подоконниками. Потом она приоткрыла дверь ванной и попросила у него рубашку:

—  Дай свою любую, какую не жалко!

Он вытащил выглаженную в прачечной голубую фланелевую ковбойку и понес в ванную.