— Ну что опять?! — простонала Ирка, адресовав сей риторический вопрос тетиной хрустальной люстре.

Та, ясное дело, не ответила. В тишине громко звякнула крышечка, упавшая из ослабевших ручек Марфиньки на заварочный чайник.

— Это Вадюша кричал? — неприятно удивилась тетя Ида.

Она не одобряет употребление нецензурных слов. Хотя в ее секретном военном КБ, я уверена, в ходу были не только профессиональные термины. Особенно в трагические моменты провальных испытаний. Русский мат — своего рода универсальный клей, который все мы (будем честны) применяем в ситуациях, когда что-то внезапно сломалось, пошло вразнос и самым огорчительным образом разлетелось в мелкие клочья.

Я все еще стояла на пороге, поэтому первой выскочила на лестницу и помчалась вверх по ступеням, спеша узнать, какая катастрофа постигла Архипова.

Оказалось — все та же. Обрушилась Вавилонская башня!

— Дежавю, — взглянув на руины поверх моего плеча, произнесла подоспевшая Ирка. — И вовсе незачем было так орать.

Я покивала, тоже успокаиваясь. Ничего такого страшного мы не увидели. Подумаешь, пол по голень засыпан хламом, — нас таким не испугаешь, особенно во второй раз. В первый-то мы, надо признать, изрядно струхнули, поскольку предполагали, что в пучине барахла покоится бездыханное тело Архипова.

Сейчас наш друг стоял перед нами живой и здоровый. И очень злой.

— Опять! — возмущался он, пинками разгоняя волны по морю хлама. — В третий раз наводить тут порядок — это уже слишком!

— Не наводи, — посоветовала Ирка. — Надо купить большие пластиковые мешки, какие продаются в магазинах товаров для сада и огорода. Затолкаем шмотки в них, и пусть Кружкин потом сам разбирается, где у него что.

— Или можно распахнуть окно пошире и вывалить из него все без разбора, — предложила я другой вариант. — Хлам свалится на крышу, мы вылезем на нее из моего окна с тетушкиной шваброй и совковой лопатой дворника, а потом спустим лавину прямо в мусорный контейнер. Надо только подвинуть его на пару метров в сторону и ближе к стене.

— Интересный план, — сказала подруга, однако в ее голосе прозвучало сомнение. — Но вдруг Василию что-то из этого нужно?

— Для чего? Однажды уйти из жизни, задавленным кучей барахла? По-моему, это слишком оригинальный способ самоубийства.

— Ну, Вася Кружкин — художник, а Питер — столица тоски и депрессии, — заспорила со мной Ирка.

А Вадик вдруг перестал распинывать хлам и повернулся к нам спиной:

— В смысле — распахни окно пошире? Я его вообще-то перед уходом закрыл!

— Оно открыто, — отметила я очевидное.

— А я закрывал! — уперся он.

— И форточку тоже? — спросила Ирка.

— Оставил маленькую щелку для вентиляции. — Архипов поплыл по морю хлама к окну.

Он зачем-то покачал туда-сюда створку, выглянул наружу, улегся животом на подоконник и, не меняя этой интригующей позы, сдавленным голосом поинтересовался:

— Можно я вылезу в ваше окно?

— Зачем? — не поняла я.

А Ирка сокрушенно цокнула и встревоженно пробормотала:

— Не надо было ему лезть в окно тогда, в садовом товариществе! Но кто же знал, что бедняга подсядет на это дело с первого раза…

— Теперь ни одного окна не пропустит, — поддакнула я. — Вот так и приобретаются нездоровые зависимости.

— Что вы там придумываете? — Сердитый Вадик выгреб обратно к порогу и бесцеремонно вытолкал нас за дверь.