– А кто это рядом с мистером Крейном? – поинтересовался Макбрайд. Человек на снимке казался на удивление знакомым.
– Это Ральф Опдаал. Они с Калем вместе работали.
– В Институте? – уточнила Эйдриен.
– Конечно. Гуннар – его сын, – пояснила хозяйка, извлекла фотографию из уголков, которыми та крепилась к странице альбома, и перевернула ее. На обороте вылинявшими синими чернилами было написано:
«Айгер, Мёнх и Юнгфрау
Справа налево: У. Колби, Дж. Деменил, Ф. Наги.
В первом ряду: Т. Барнерс, К. Крейн, Р. Опдаал.
8 сентября 1952 г. Отель “Палас Айгер”»
– А кто остальные? – поинтересовался Льюис.
Мами заговорщически улыбнулась и поведала:
– Шпионы.
– Они часто ходили в горы? – спросила Эйдриен.
Голландка покачала головой:
– Нет. Насколько я помню, первый и единственный раз. Да и встретились-то они по делу. – Рассказчица задумалась и решительно кивнула, словно что-то припомнив. – А-а, знаю! Они только что открыли клинику.
– Клинику Прудхомма? – предположила гостья.
Мами кивнула:
– Да. И решили отпраздновать.
– Как к вам попал этот снимок? – удивился Льюис.
– Как попал? Я сама его сделала, – ответила Мами. – Это мой почерк, а не Каля. Он вообще тогда мало фотографировался. – Винкельман быстро пролистала несколько страниц и нашла еще одно фото. – Вот второй из снимков – по крайней мере из тех, что сохранились у меня. Может, у Теи что-нибудь осталось.
Снимок изображал особняк в жилом квартале какого-то европейского города. Сооружение напоминало здание дипломатической миссии вроде тех, какими изобилует Массачусетс-авеню в Вашингтоне. По обе стороны от массивной парадной двери стояли огромные каменные урны, а между ними, положив ладонь на ручку в форме львиной головы и воздев другую в приветствии, стоял Крейн. На странице под снимком все тем же мелким почерком было нацарапано:
«Герр директор прибыл!
Институт (Кюсснахт)
3 июля 1949 г.»
– Ну что ж, – сказала Мами, медленно поднимаясь с кресла, – вот и все, что я хотела вам показать. А теперь, если не возражаете, я бы прилегла. Если вам что-нибудь понадобится…
– Спасибо, не беспокойтесь, – ответила Эйдриен.
Пошел дождь. Первые тяжелые капли ударили в оконные стекла, а над заливом прокатились громовые раскаты. Открыв портфель, Макбрайд извлек из него несколько папок и конвертов, блокнот из желтой линованной бумаги, пару папок из толстого картона. Тут же лежали какой-то старинный календарь, номер бюллетеня Американской ассоциации пенсионеров и толстая связка писем, скрепленная аптечной резинкой.
Макбрайд оторвался от бумаг:
– У тебя что-нибудь интересное?
Эйдриен покачала головой, закрыла дневник и отложила его на журнальный столик.
– Поэзия. В старости Крейн писал стихи.
– Шутишь? – среагировал тот, не сумев скрыть разочарования.
– Можешь сам взглянуть, – ответила собеседница, сняла резинку с пачки конвертов и начала одно за другим перебирать письма. А тем временем Макбрайд продолжал изучать счета старика в поисках неизвестно чего. Вяло текли минуты.
Через некоторое время Эйдриен доложила:
Макбрайд пожал плечами и, вернувшись к альбому, стал заинтересованно рассматривать снимок, изображавший Крейна у дверей Института.
Заметив это, Эйдриен спросила:
– А где находится Кюсснахт?
– К северу от Цюриха. Там размещается штаб-квартира Института. – Лью замолчал и нахмурился. |