Сенька, услышав его слова, покрепче сжал кастет в руке, дядя Коля спрятал каску за спину, а Балваныч взъярился не на шутку:

— Не, вы слыхали? "Мы"! Это каким же макаром ты к нам примазался? Тебе никаких волшебных вещей не досталось.

— Неправда, — спокойно возразил Раис Ильдарович, — Автомат с газированной водой находится на арендованной мной земле.

— И что с того? Как им пользоваться я первый узнал. Так что ты лапы-то свои загребущие подбери.

— Я ведь по-хорошему предлагаю договорится, — по-прежнему ровно ответил хозяин "Пардиза". — Вместе решить, что с этими вещами делать.

— Что делать, что делать… Использовать, — пробурчал себе под нос Сенька.

— Вот именно, — обрадовался Раис Ильдарович, — Надо продумать, как сделать так, чтобы это было наиболее выгодно.

— Да уж, какой ты у нас по выгоде специалист, все знают, — сделал тут шаг вперед дядя Коля. Белая дачная панамка воинственно съехала набекрень, а голос звенел от язвительности. — С той самой поры знают, как стало известно, на какие деньги ты свой первый ларек открыл, чтоб пацанам мелким водку с сигаретами продавать. Он же мать свою в дом престарелых отдал, квартиру ее продал, а вырученные деньги в бизнес вложил, — сообщил он присутствующим.

Странно, но Раис Ильдарович промолчал, стиснув зубы и отрешенно глядя в сторону.

— Словом, обойдемся как-нибудь без твоих советов, — подытожил дядя Коля.

— Да, без тебя как-нибудь справимся, — подхватил Балваныч. Повернулся к дяде Коле и добавил уже тише: — У Анны Кузьминишны внучек от астмы задыхается, и я тут думал как раз снести им стаканчик газировки.

Тут откуда ни возьмись около Раиса Ильдаровича нарисовался черноглазый пацаненок и бесцеремонно дернул хозяина "Парадиза" за рукав, привлекая внимание:

— Дяденька, дай денюжку, — бойко воскликнул он.

Увидев цыганенка, дядя Коля отвлекся от беседы с Балванычем. Вспомнил, что, вернувшись с Волги, мальчишку на берегу он уже не застал.

Кряхтя, дядя Коля наклонился к пакету, достать пацаненку копченой рыбешки, и пробурчал:

— Ой, не у того ты попрошайничать взялся, малый.

Он бы и еще кое-чего добавил, но слова застряли в горле, когда Раис Ильдарович безо всякого раздражения достал бумажник и протянул мальчишке довольно крупную купюру. Цыганенок испарился, а хозяин "Парадиза", заметив обращенные на него взгляды, взорвался неожиданной яростью:

— Конечно, я — злодей, а вы хорошие, так?.. Что, жалко мальчишке десятку дать? Лучше чекушку купить, да? — обратился он в Балванычу, — Или дозу? — к Сеньке, — Или бензин, чтобы побраконьерствовать на реке? — к дяде Коле. Потом ярость сдулась, как проткнутый воздушный шарик, и Раис Ильдарович продолжил — уже совсем тихо и с горечью: — А вы хоть иногда думали, каково ему, этому мальчишке? Думали, что ему тоже каждый день хочется кушать, что дома, скорее всего, отца нет, а мать пропивает все до копейки? И что, может быть, попрошайничает он на улице, чтобы покормить младших сестер?..

Повисла тишина, которую нарушал только тихий гул автомата с газировкой и скрип тормозов пыльной "десятки", подъехавшей к обочине.

Раис Ильдарович встряхнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания, и снова перешел на свой обычный деловой тон.

— Ладно, к делу… Так как распоряжаться чудесами будем?

— Вы ими распоряжаться не будете, — раздался тут новый голос.

Голос принадлежал водителю "десятки", молодому мужчине лет тридцати с каким-то прибором в руке, смахивающим то ли на громоздкий айпод, то ли на компактный дозиметр.