— А еще летом Панарин попал в больницу с переломом ребер. Это, случайно не в одно и то же время произошло?
Юля выронила вилку.
— Господи, — выдохнула она. — Ты прав. Надо, конечно, проверить, но думаю, что это все одна история. И ребра… Он их о руль сломал. Он вел ее машину!
— И чего ж она его — машиной шантажировала? — скривился Никита. — Подумаешь. Разбил одну, другую купил, делов-то…
Прежде чем он воткнул вилку в мясо, они с Юлей одновременно вскинули головы и одновременно произнесли:
— Он кого-то сбил!
Юля поднесла руку к губам и уставилась на Никиту стеклянными глазами. Он долил коньяку, и она выпила, вытаращила глаза, замахала рукой и, торопливо закусила лимоном, морщась, как кошка.
— Это меняет дело, — серьезно сказал Никита. — Надо трясти Колчину, хотя это проблематично, раз ее закрыли в камеру. Мы действительно имеем дело с шантажом.
— Ничего не меняет, — возразила Юля. — Жанка — не дура, убивать курицу, несущую золотые яйца. После смерти Панарина она ничего не получит, кроме алиментов, да и то нужно доказать, что дочь от него. А это проблематично — Олега-то кремировали.
— Разве что она слишком круто завинтила гайки, — не согласился Никита. — И Панарин решил соскочить с крючка. И тогда Жанка его укокошила. Ты же помнишь эти истории с ножами.
— И для этого она потащилась на электричке бог знает куда?
— Юль, мы же не знаем ничего точно, но я бы пока Жанну не сбрасывал со счетов. Они могли поехать вместе за этой проклятой шкатулкой, по дороге поругались, она пырнула его ножом. Он забежал в электричку и там умер. А она спокойно вернулась домой, выкинула нож, и концы в воду.
Юля нервно рассмеялась.
— Прости, но я как-то смутно представляю эту картину. Просто Кармен какая-то, носится по перрону. Ножом машет… По-моему, это бред.
— По-моему, у тебя нет воображения, — обиделся Никита. — А я как сейчас вижу: бежит она в желтом костюме, как Ума Турман, в руке у нее легендарный меч Хаттори Ханзо, а вокруг наемники в масках. Вжик, вжик, кровища хлещет в небеса, скальп взмывает вверх, а вокруг пляшут гитаристки в блестящих серебристых платьях…
— Наливай, — скомандовала Юля. — И давай вернемся к Панариной. Может Жанна и причастна, но это не объясняет, кто спит с Ириной. Если заключать пари, я бы поставила на вдову. И мне до смерти интересен ее невидимый поклонник. Знаешь, я сейчас подумала: а вдруг он был в доме, когда я с ней распивала чаи?
— Чаи? — переспросил Никита и застыл. Но его лице появилось хорошо знакомое Юле выражение, появляющееся в момент озарения. Он просидел истуканом минуту, а потом его губы стали расплываться в улыбке.
— Что? — не выдержала Юля, раздраженная его молчанием.
— Знаешь, ты в самом начале сказала одну очень важную вещь, — протянул Никита. — А потом еще несколько. Это как пазл. Только все кусочки надо сложить.
— Ну, так сложи уже и не беси меня, — рассердилась Юля.
Никита отодвинул тарелку, наклонился вперед и вкрадчиво суммировал:
— Ты спросила, где я пил растворимый кофе в последний раз. Я ответил — на работе. На работе у меня есть позорные кружки, которые жалко выкинуть. Дома тоже есть, но я ими уже не пользуюсь. В мусоре ты нашла коробку от презервативов и свежесбритую щетину, но при этом Миронов не нашел никаких порочащих сведений о вдове. Она ни с кем не встречалась ни до, ни после. На момент смерти мужа у нее есть алиби, подтвержденное свидетелями, но если вывернуть его наизнанку, это алиби для ее мужчины. |