— Ка-акие люди… — протянул Кирилл, чмокнул Юлю в щеку, пожал руку Никите и уселся за стол.

— Привет, Кирилл, — сказал вежливый Никита. — Неужели в служебное время решил употребить?

— Ну, слухи о непьющей полиции сильно преувеличены, — глубокомысленно заявил Кирилл, подобрал с тарелки один рулетик суши прямо пальцами, закинул в рот, зажевал имбирем и, поглядев на скучные лица собеседников, поинтересовался: — А вы чего это пьете среди бела дня?

Никита вяло махнул рукой.

— Горе заливаем. Философствуем о бренности бытия и собственной бесполезности в этом подлунном мире.

— Знатный повод, — похвалил Кирилл. — И ведь не придерешься. А мировая скорбь по поводу, или так, в качестве психологической разгрузки?

— По поводу, конечно, — фыркнул Никита. — Чего бы мы просто так разгружались? Ты слышал, что Витя Чайкин умер?

Виктор Чайкин был ответсекретарем местной газеты, где раньше работали и Шмелев, и Быстрова. Кирилл его недолюбливал за излишнюю злобность, истеричность и мстительность. Чайкин, изредка пописывающие статейки, то и дело разражался гневными спитчами в адрес полиции то на страницах газеты, то в социальных сетях. Виктор никогда не думал о той грязи, с которой приходится сталкиваться сотрудникам МВД, предпочитая поголовно обвинять полицейских в коррупции. В последнее время он куда-то запропал, а на днях в газетах были опубликованы печальные сообщения. Вспомнив об этом, Кирилл осторожно произнес:

— Некролог видел. А что с ним?

— Рак печени, — ответил Никита и вздохнул. — Последняя стадия. Тридцать семь лет, кто бы мог подумать? Я даже кровь для него сдавал. Хотя, бесполезно, он так пил… Мне кажется, что Витя словно бы мстил самому себе за что-то, и сознательно загонял в могилу. Говорят, он перед смертью специально перепутал все контакты в телефоне, чтобы жена не могла попросить о помощи коллег. Мы даже не знали, что он болеет.

— Земля пухом, — вздохнул Кирилл, поднял рюмку.

Они торопливо выпили, а потом Кирилл спросил:

— Так вы помянуть собрались?

Никита, закусив текилу лаймом, скривился, то ли от кислоты, то ли от отвращения. Юля презрительно усмехнулась и дернула бровями.

— И помянуть тоже, — ответил Никита. — Витя, прости господи, хоть и алкота был, но все же из наших, из настоящих журналюг. Ну, и в связи с этим на нас навалилась депрессия. Скорбим мы по профессии, которая из года в год вырождается. Блогеры рулят, вместо новостей — посты в социальных сетях, настоящими расследованиями и не пахнет, потому что платить за это не хотят. На нормальную статью время нужно, а где его взять? Видел последние газеты? Пресс-релизы, новостюшки из жизни губернатора и мэра, околосветские мероприятия, перерезания ленточек… Новость дня — два трупа в электричке. Ты, кстати, ничего не слышал об этом?

Вопрос прозвучал вполне невинно, но в глазах Шмелева загорелись волчьи огоньки, и этот стремительный переход от расслабленной скорби к боевой готовности Кириллу не понравился. Потому он предпочел проигнорировать вопрос, и сам обратился к Юле:

— А ты тоже скорбишь по кризису в профессии?

— Нет, я по другому поводу, — обреченно ответила Быстрова, лениво растягивая слова. — Двоюродная сестрица решила нагрянуть с визитом, а мне это вообще не ко времени. Хотя, она когда бы ни нагрянула — всегда не ко времени.

Она тоже скривилась, зеркально отбив гримасу Никиты, и тот, услужливо подлив ей текилы, подмигнул Миронову и хихикнул:

— Смотри, как ее родня расслабляет.