Андрей Лазарчук, Ирина Андронати. Сироты небесныеКосмополиты - 2
На самом деле чёрную кошку в тёмной комнате найти чрезвычайно легко – особенно если ты мышь. Я. Дворжак Пролог Корабельный день 1374-й, то есть примерно 1 сентября 1984 года. Разбудили пинком. Тяжело и паутинно-липко что-то снилось, выдраться из этого не удалось, а просто в паутине возникла фиолетовая муть корабельного трюма и вонючее месиво тел – все двери и перегородки поднялись, пространство распахнулось, – и звуки, как обычно, гасли, оставив после себя только шипение и шерстяной шорох, будто сплелись и не могут разобраться множество мохнатых раздражённых пауков… Потом Олега пнули ещё раз, плеснули водой в лицо и рывком поставили на ноги, и тогда он понял, что в мире что-то по-настоящему изменилось. То есть стояла всё та же фиолетовая полутьма, в которой далёкие предметы казались невозможно резкими, а близкие теряли контуры и пропадали вовсе. Все куда-то рвались, с беззвучным ором, как рвались уже не один раз, приходя в исступление от однообразия, готовые хотя бы и на смерть – лишь бы что-то переменилось; и как всегда в дни бунтов, включалось подавление звуков – и в этом проклятом шорохе потрескивали слабые белые искорки «прижигалок»… Проклятье, он не мог проснуться, всё было как всегда, его тряс за грудки Ярослав и лупила по морде Ленка, очнись, очнись, очнись же! – а он всё падал обратно на нары, ноги не слушались. Пол под ногами провернулся и ухнул вниз, все повалились, а Олег наконец пришёл в себя. Иллюзия падения, испуг, он всегда боялся высоты… это подействовало, как понюшка нашатыря. Он снова был. Лёгкий и прочный, словно скрученный из пружинной проволоки. И голова ясная, слишком ясная, пустая, потом это пройдёт, он знал. На полусогнутых, расставив руки и чуть склонив голову, он балансировал на палубе, уходящей из-под ног; её корежило и выкручивало, как хлипкий плот, угодивший в бурю. Он удерживался, он крепко стоял, как будто от этого что-то зависело. Потом стало тяжело, ещё тяжелее, и он сел, не удержался, лёг. Вдруг загорелся свет. Это было не дневное освещение и не вечерняя подсветка – а зеленоватые волны, медленно бегущие по воздуху сверху вниз. Воздух стал полосатым. Потом прекратился шорох глушения, и в уши врезался многоголосый крик. Можно встать. Можно встать. Палубу уже не качает, но кажется, что она чуть наклонена. – …финиш! – это кричал Ярослав. – Финиш, финиш, финиш! И Ленка прыгала рядом. И вдруг голова раздулась, как воздушный шарик; дикой болью пробило уши. Воздух рванулся, что-то полетело и закружилось. Снова крики. А потом Олег увидел, как упали барьеры, отгораживавшие трюм от центрального отсека. Словно днище исполинской закопчённой кастрюли, висел вверху мостик. Трапы были убраны, на тонком ободке галереи стояли несколько пилотов в голубом и смотрели вниз. Вокруг мостика отсвечивали огромные тёмные выпуклые линзы – катера. В одном из них его привезли сюда, беспомощного и вялого, как снулая рыба. Почти все нары тогда ещё были пустыми… Зелёные волны света сбегали оттуда, омывали весь громадный, как стадион, трюм, и сходились в самом низу. Там зияло чёрное отверстие люка – открытого настежь. |
