И зашагал.

    Олег догнал его, молча потрепал по плечу и пошёл рядом.

    – Не сдавайся, Атос, – заговорил он несколько минут спустя. – Сейчас, можно сказать, каждый человек на счету. Они на нас смотрят. Пристально смотрят. Если не выдержим – нас сомнут. А если выдержим – они подстроятся под нас. Понимаешь, старик… ведь всё, что у них было всегда , разрушено. Вся их вселенная исчезла. У них просто нет почвы под ногами. У них нет – самих себя. А вот если мы себя сохраним… Понимаешь, да? Пойдём…

    И они прибавили шагу.

    Поравнявшись с братьями, Атос заговорил:

    – Если бы у них была партия – вообще не о чем спорить. Революция бы – и всё, и даже несчастный случай ей эти буржуи побоялись бы устроить. Но партию они создать не успели. А буржуи быстренько сговорились с королём и сдали её втихаря. Времени Жанне не хватило, вот в чём проблема. И ещё марксизма.

    Олег глубоко вздохнул. Вовочка фыркнул:

    – Нужен ей был твой марксизм, как цапле гульфик. Она на религиозной почве сдвинутая была, хуже моей бабки. Может, ей там дух Маркса и являлся, да она его за другого бородатого мужика приняла.

    – Это за какого же? – встопорщил ухо Арамис.

    – За бога Саваофа, он же Яхве, он же Иегова, он же… В общем, имя им легион. И все бородатые.

    – Отошли от темы, – сказал Олег. – Всё же: чем характеризуется завершающий период Столетней войны? Володя. Только не говори мне, что теперь побеждали французы…

    – Ну, вообще-то французы там уже не столько побеждали, сколько договаривались. И когда англичане поняли, что ловить больше нечего, они отторговали себе пару портов и слиняли на свои острова. А ловить стало нечего потому, что до французов дошло наконец, что они французы, что у них свой король… Что им тут жить. А потом у них долго-долго ничего интересного не было, пока не появились мушкетёры.

    – Что, и Генриха Четвёртого не было? И Варфоломеевской ночи?

    – Да были, наверное, – с досадой сказал Вовочка. – А толку?

    – Так! Спроси деда, помнит ли он "Королеву Марго". И если помнит, пусть начинает писать. Я чувствую, у нас концептуальный провал…

    * * *

    До места привала, то есть до фермы Дворжака, дошли даже чуть быстрее, чем рассчитывали – так где-то минут за десять до ливня. А может, это ливень чуть запоздал; впрочем, такого, наверное, не бывает…

    Дворжака звали Ярославом Робертовичем, и происходил он из тех чехов, которых гражданская война закрутила до такой степени, что о возвращении на родину им думать и не приходилось. Дед Ярослава, тоже Ярослав, осел в конце концов в Хабаровске, вырастил четверых сыновей, двое из которых не вернулись с Отечественной, один стал секретным химиком, а последний, Роберт, занимался в Зеленограде разработками оригинальных ЭВМ, пока с приходом к власти Брежнева лабораторию не разогнали. Он с женой и маленьким Яриком вернулся в Хабаровск, быстро дослужился до главного инженера какого-то ведомственного ВЦ, но сколько Ярослав себя помнил, главная тема разговоров отца – это какие машины были бы сейчас, если бы разработки продолжались в нормальном режиме, и где и как в очередной раз лажанулись ИБМщики.