Сначала девочка дёрнулась, поднимая голову с дедова плеча — и ударилась лбом своего шлема об затылок шлема деда. Вцепилась в старика руками, сбив прицел…

— Сашка, мать твою! — рявкнул дед, но когда она выпустила его — не замолчал. — Ну иди сюда, гадёныш мохнатый! Решил ко мне лезть?

Саша разглядела, в кого он стрелял — по тропинке к ним вразвалочку, будто и не торопясь никуда, шлёпал барсук. Симпатичный, с двумя белыми полосами на морде. И застрявшей прямо во лбу сплющенной пулей. Всё бы ничего, но размером он был… Ох! В холке деду почти по грудь, а дед — здоровенный, как богатырь. Ростом под два метра, широкоплечий, подтянутый и, не смотря на возраст — подкачанный и спортивный.

Он и Сашу на себе таскал, будто не замечая её веса. Хотя, а какой там вес? Рост метр с кепкой, на на деле — даже меньше, ведь она в полный рост стоять никогда и не будет.

Её и измеряют, как покойницу — лёжа.

Тонкие ручки, детская фигура — и две белых безвольных макаронины ниже пояса. В себе Саша любила разве что лицо — милое, просто кукольное, с синими яркими глазами. И русые волосы — пышные, мягкие, в пояс длиной.

А дед… О чём говорить — он даже больше дяди Никиты, который как бы тоже мужик нифига не маленький.

Между ними и барсуком осталось всего метров десять — и зверюга довольно облизнулся, будто предвкушая, как будет их есть. Вот тут-то Саша и испугалась. На спине в мгновение ока выступил холодный пот, волосы на голове поднялись.

А дед — выстрелил снова.

Ударил по ушам громким хлопком карабин — то ли кабан, то ли вепрь, Саша не помнила точно, — и глаз барсука взорвался кровавыми брызгами.

— Выкусил, а⁈ — рявкнул дед. — Сашуль, ты видела? Сожрать нас хотел. Не урод ли? Выдали из-за него жуликам, где мы.

Почему и дед, и дядя Никита называют бандитов между собой жуликами, Саша никогда не понимала, а объяснить они и сами толком не смогли.

Дед продолжил:

— Видела — в башке пуля застряла?

— Угу, — Сашу передёрнуло. От вида окровавленной дыры в глазу зверя-переростка тянуло блевать, но позывы пришлось сдерживать. Дед спасибо не скажет, если её стошнит ему за шиворот. — Всё, завязывай. Меня щас… Ох! Меня щас вырвет!

— Держись! — дед оглянулся на неё, улыбнувшись своей широкой полубезумной улыбкой, от которой топорщились седые усы. Он злился, пусть и не показывал этого. Выдавал его шрам через всю щёку, обычно бледный, с синеватым оттенком, а сейчас до красноты налившийся кровью. — Я к тому, что гад этот как те упырюги. Кости пуленепробиваемые, мать их за ногу. Вот в недобрый час Сабатоныч на гору попёрся, в недобрый.

— Там же Юля ещё, — тихо отозвалась Саша. Старшую подружку одинокая девочка обожала просто до визга — как и всех, кто продолжал общаться с ней, не смотря ни на что.

Нет, одноклассники не превращали её в изгоя, не издевались. Просто — воспринимали, как неполноценную, и старались сохранять дистанцию. А родители ещё говорят — ты как все, ага.

— Это же Сабатоныч, нормально всё будет, — буркнул дед, но Саша знала его слишком хорошо — он сам до конца не верил в то, о чём говорит. И Юля, и дядя Никита тоже могли обратиться монстрами.

Когда всё началось, Саша сидела в мансарде турбазы и читала книжку в читалке, тихонько ворча себе под нос. Вот кто так первую помощь описывает? Лучше бы вообще упускали, не вдаваясь в детали. И резину тянут, и ошибок понаделали целую кучу.

И ведь всё равно же интересно…

А потом — темнота, боль и приветственное сообщение Системы. Прямо как в книжке, которую она и читала.