Эмили прикусила нижнюю губу, не совсем уверенная, что понимает его настроение.

 – Вы, наверное, были еще мальчиком, когда уехали?

 – Мне было двенадцать.

 – Почему же вы не сказали раньше, что дом когда-то принадлежал вам? Он пожал плечами:

 – Сие обстоятельство не казалось мне особенно важным.

 Эмили отпила бренди, снова нахмурившись. Она сердцем чувствовала: здесь что-то не так, но никак не могла понять, что именно… Ее романтическое воображение снова взяло верх.

 – Очевидно, это странное совпадение – просто еще одно таинственное обстоятельство нашего рокового знакомства, милорд, – с решительным видом заявила Эмили после минутного замешательства.

 Саймон бросил на нее проницательный взгляд:

 – Рокового, говорите? Признаюсь, я не так силен в терминах романтической литературы, как вы. Может, поясните?

 Эмили отпила еще бренди и начала вышагивать по комнате. Ее шелковые туфельки бесшумно ступали по ковру.

 – Я должна сказать, милорд, что у нас с вами нет надежды на счастливый конец… И только по моей вине.

 Он наблюдал за ней чуть прищуренным взглядом.

 – Почему же?

 Эмили так сильно стиснула свою рюмку, что у нее побелели костяшки пальцев. Дойдя до конца комнаты, она повернулась и зашагала обратно к столу, не смея взглянуть Саймону в глаза. Лучше быстро все сказать и покончить с этим раз и навсегда, решила она.

 – Милорд, я сознаюсь, что самым бесстыдным образом ввела вас в заблуждение, отчаянно флиртовала с вами. Я бессовестно увлекла вас и позволила надеяться, что с радостью приму предложение выйти за вас замуж.

 В комнате повисла недолгая напряженная тишина. Затем Саймон холодно спросил:

 – Не хотите ли вы мне сказать, что не примете подобного предложения?

 – Нет-нет, милорд. Совсем не то. – Она бросила на него страдальческий взгляд, повернулась на каблучках и снова храбро зашагала в противоположный конец комнаты. – Уверяю вас, я сочла бы подобное предложение большой честью для себя. Очень большой. Но совесть не позволяет мне допустить, чтобы вы его сделали…

 – И как же вы намерены меня остановить? – поинтересовался Саймон.

 – Рассказав вам правду о себе. Правду, которую, как я надеялась, вам уже давно должен был кто-нибудь сообщить. – Эмили на мгновение нахмурилась. – В самом деле, я не понимаю, как это никто до сих пор даже не намекнул о несчастном происшествии. Но раз уж добропорядочным жителям Литл-Диппингтона удалось держать рот на замке, я должна признаться во всем сама.

 – Признание действительно обещает быть интересным, раз его понадобилось сделать тайно и глубокой ночью…

 Со стороны столика с графинчиком послышалось нежное позвякивание хрусталя. Эмили отважилась искоса взглянуть туда: граф налил себе еще бренди. Она подумала, что один глоток ей бы тоже не помешал…

 – Милорд, я постараюсь быть по возможности краткой, чтобы вы смогли, не теряя времени понапрасну, вернуться к своим собственным делам. – Эмили глубоко вдохнула, собираясь с силами. – Ужасная правда состоит в том, что вам нельзя просить моей руки… по той простой причине, что я… погибла.

 – Погибли? На мой взгляд, вы в добром здравии. Здоровы как бычок!

 Эмили крепко зажмурилась, остановившись перед книжными полками в дальнем конце комнаты.

 – Вы не поняли меня, милорд, – тихо произнесла она. – Я стараюсь объяснить вам, что в глазах общества я погибшая женщина.