Я призываю ее успокоиться.

— Он уже сделал вам предложение? — спрашивает она, и я вижу в ее глазах отблеск былой энергичности.

— Да, мэм.

— О, слава Богу! — Но потом она видит выражение моего лица. — Вы отказали ему, моя дорогая Софи? Как это возможно? Но не важно, скоро он снова предложит вам руку и сердце, и на этот раз вы скажете «да».

— Мэм, я, увы…

— Обещайте!

— Если он предложит, я подумаю, — осторожно говорю я. Не следует ей знать, как маловероятно, что он попросит меня стать его женой еще раз.

Я не могу открыть ей, что ее сын утратил все уважение ко мне, все доброе отношение, потому что, если я это сделаю, я, кажется, сама расплачусь. Но мой ответ, по-видимому, удовлетворяет миссис Бишоп, потому что она немного успокаивается и выпивает чаю. В конце концов она позволяет мне увести ее в спальню.

— В этой комнате Гарри спал, будучи мальчишкой, — говорит она, — вместе с другим нашим сыном Джозефом. Видите, вон там, на косяке они отмечали свой рост.

И правда, я вижу там два столбика зарубок, над одним значится «Г.», над другим — «Дж.».

— Гарри так злился, потому что Джозеф всегда оказывался выше. — Она улыбается через силу. — Дорогая моя, он вам так понравится, когда вы познакомитесь, я уверена. И мои дочери Сара и Элиза. Подумать только, они так и не успели попрощаться с папой!

Она почти не спорит, когда я предлагаю ей выпить настойки опия, и скоро засыпает.

Я иду в свою комнату и ложусь на кровать. Я собираюсь поспать совсем чуть-чуть, но, открыв глаза, понимаю, что уже давно миновал полдень. Снаружи слышится гудок дилижанса, цоканье подков и грохот колес по мощенному булыжником двору. Подойдя к окну, я вижу Гарри. Он, в длинном фартуке, с черной повязкой на рукаве, встречает пассажиров, как до вчерашнего дня делал это его отец. Он улыбается и разговаривает с ними, и я дивлюсь, как ему удается делать это так легко и естественно.

Некоторые, заметив траурную повязку, останавливаются и жмут ему руку или о чем-то с сочувствием расспрашивают.

Во двор входит знакомое трио: мой отец, Сильвия и Амелия. Я приглаживаю юбки, споласкиваю лицо водой и спускаюсь к ним.

 Софи

— Какой ужас, мистер Бишоп, какой, кошмар. — Отец промокает глаза огромным платком, который больше всего напоминает театральный реквизит. Впрочем, это и есть театральный реквизит. — Ваш покойный батюшка пользовался широкой известностью и большим уважением в округе. Это тяжелая потеря, сэр. Невосполнимая утрата для всех нас. Мои глубочайшие соболезнования, сэр. — Он терзает руку Гарри.

— Папа, ради всего святого, ты его даже не знал, — бормочу я и оттаскиваю его в сторону.

Последние из прибывших пассажиров скрылись за дверьми гостиницы, и Гарри приглашает всех нас в семейные покои, где миссис Шиллинг и миссис Бишоп заседают за чаем. Несколько дам представленных как друзья семьи, потрясенно смотрят на бороду Сильвии, а потом заводят громкий разговор о погоде.

Миссис Бишоп, затянутая в черное, как вдовствующая королева, вежливо принимает соболезнования новоприбывших. Кажется, цветистая речь моего отца вводит ее в замешательство. Она почти не замечает того, что Сильвия бородата, и слабо улыбается прелестной юной Амелии.

Через какое-то время входит Гарри. Он уже снял фартук. Он объявляет, что его матери необходим отдых, и с огромным тактом, но очень твердо выпроваживает всех посетителей. Гарри просит остаться только нас с Амелией.