Здесь были и другие могилы, другие надгробия. Фрэнк Кеннеди, второй муж Скарлетт. И маленькая, ужасно маленькая могилка с надписью: Евгения Виктория Батлер и ниже – Бонни. Ее последний и самый любимый ребенок.

Живые, как и мертвые, были здесь, но она стояла в стороне. Казалось, что там собралась половина Атланты. Толпа заполнила всю церковь, а теперь растеклась широким неровным темным кругом около скорбного разреза в сером дожде – открытой могилы, вырытой в красной глине Джорджии для Мелани Уилкс.

Первый ряд оплакивающих состоял из самых близких. Белые и черные их лица, за исключением лица Скарлетт, были мокрыми от слез. Старый кучер дядя Петер стоял с Билси и Куки, как бы образуя защитный треугольник вокруг Бо, маленького мальчика, обожаемого Мелани.

Старшее поколение Атланты было там же. Трагически мало потомков осталось у них. Миды, Уайтинги, Мерриуэзеры, Элсинги, их дочери и зятья, Хью Элсинг, единственный оставшийся в живых сын, тетушка Питтипэт Гамильтон и ее брат, дядя Генри Гамильтон, их вековая вражда позабыта в общем горе по их племяннице. Младшая, но выглядевшая так же старо, как и другие, Индия Уилкс укрылась в этой группе и наблюдала за своим братом Эшли затуманенными горем и виной глазами. Он стоял один, как Скарлетт, под дождем, с непокрытой головой, бесчувственный к холодной влаге, неспособный воспринять ни слов священника, ни медленного опускания узкого гроба в могилу.

Эшли. Высокий, худой, бесцветный, его выцветшие золотые волосы стали почти серыми, его бледное потрясенное лицо так же пусто, как и невидящие серые глаза. Он стоял прямо, как будто отдавал честь, – привычка многих лет, проведенных в серой униформе офицера. Он стоял неподвижно, ничего не чувствуя и не понимая.

Эшли. Он был центром и символом разрушенной жизни Скарлетт. Ради любви к нему она игнорировала счастье. Она не замечала любви к мужу, потому что Эшли всегда вставал у нее на пути. А теперь Ретт ушел, и единственным воспоминанием о нем были ветки тепло-золотых осенних цветов, лежащие на могиле. Она предала своего единственного друга, пренебрегла упрямой преданностью и любовью Мелани. А теперь и Мелани ушла. И даже любовь Скарлетт к Эшли прошла, так как она поняла слишком поздно, что привычка любить его уже давно вытеснила саму любовь к нему.

Она не любила его и никогда не полюбит снова. Но теперь, когда она уже не хотела его, Эшли был ее, ее наследством от Мелани. Она пообещала Мелани, что она позаботится о нем и о их ребенке.

Эшли был причиной разрушения ее жизни. И единственным, что теперь осталось у нее.

Скарлетт стояла одиноко в стороне. Было только холодное серое пространство между ней и людьми, которых она знала в Атланте, пространство, которое однажды заполнила Мелани, защищая ее от изоляции и изгнания из общества. Был только холодный и мокрый ветер, и не было Ретта, который должен был бы защитить ее своей любовью.

Она высоко подняла голову, подставив лицо порывам ветра. Все ее сознание сконцентрировалось в словах, которые были ее силой, ее надеждой:

«Это скоро закончится, и тогда я могу поехать домой в Тару».

– Посмотрите На нее, – прошептала своему соседу укрытая черной накидкой леди. – Тверда, как гвоздь. Я слышала, что она не пролила и слезинки за все время, пока устраивала похороны. Скарлетт – это только дела. Сердца у нее нет совсем.

– Вы знаете, ребята говорят, – был ответный шепот, – что у нее сердечная привязанность к Эшли. Уилксу. Думаете, они действительно…

Рядом стоящие зашикали на них, хотя сами думали… Каждый думал об этом.