Когда все, слегка уставшие, ждали на рыночной площади, раздалась весёлая песня рогов, и вперёд вышел Ворон-Лучник. Он встал на алтарный холм и пригласил всех на пир, и сам же повёл туда воинов, держа в руке знамя своего рода – Золотой Корзины, и народ проследовал за ним на раздольный душистый луг на юго-востоке Серебряной долины, усеянный старыми деревьями сладкого каштана. Там уже стояли столы, уставленные лучшими блюдами, какие только смогли приготовить бедные невольники, и прекрасным вином (и его было в изобилии), приготовленным из винограда, который рос на залитых солнцем склонах.

Воины ели, а бедные бывшие невольники, как мужчины, так и женщины, с радостью им прислуживали, хотя несколько и побаивались этих свирепых мастеров меча, божеств, освободивших их. Среди невольников почти не было тех, кто так свирепо добивал своих беглых хозяев, то были домашние слуги и служанки, с которыми обращались не так грубо, как с другими, привыкшими трудиться под ударами кнута на полях и в серебряных шахтах и озлобившимися от этого.

Со слугами-невольниками воины Дола были вежливы и веселы. Часто, когда те прислуживали, особенно если это были женщины, воины брали их за руки и, притянув вниз, вкладывали в рот кусочек чего-нибудь съестного или подставляли к губам бокал вина. Воины могли также погладить и приласкать их, во всём обращаясь с ними как с дорогими друзьями. Более того, когда кто-нибудь наедался, он вставал, брал за руку одного из невольников и сажал на своё место, подавая ему еду и вино и ласково разговаривая с ним, чему эти бедняги очень дивились и радовались. Первыми из-за стола встали Лучезарная, Лучница и Ликородный вместе со многими юношами и женщинами из числа воинов Леса. Встав же, они принялись обходить стол, обслуживая других.

Лучезарная сняла свои доспехи и ходила в котте, милая и прелестная. Лучница же оставалась в своей любимой кольчуге, которая была так хорошо сработана, что девушка совсем не ощущала тяжести. Впрочем, она всё же спустилась с Лучезарной и другими женщинами к чистому ручью неподалёку, где все они искупались и умылись. Раны Лучницы, совсем не серьёзные, осмотрели и заново перевязали, и девушка вернулась к столу уже без шлема, зато с венком ветреницы на голове.

Так они пировали. Сердца воинов исцелились пищей и вином, и если даже печаль примешивалась к их радости, то и радость, и печаль переносили они мужественно, ожидая славных дней в долинах у Корней Гор, любви и дружбы между народами и их домами.

Божественноликий не пошёл на луг, а остался сидеть на скамье на рыночной площади, где не было больше никого, кроме назначенных стражей. Они принесли ему немного еды и чашу вина, и вождь ел и пил. Теперь он сидел, положив поперёк колен Страж Дола, но не вынимая его из ножен. Казалось, он наблюдает, как невольники Серебряной долины уносят тела убитых врагов, снимая с них одежду и оружие, но на самом деле всё это мелькало пред его глазами, как какие-то чудные картинки, и не привлекало внимания. Он думал, и думал о многом. Сначала Божественноликий удивлялся тому, что сидит в Серебряной долине в час победы, потом он стал мечтать о мирной жизни в Доле и о спальне Лучезарной, убранной для невесты, затем ему вспомнилась его давняя подруга по детским играм, которая теперь лежала раненая в Серебряной долине. Сердце юноши сжалось от боли за неё, но ненадолго, и всё же мысль его осталась с ней: он представлял, как она будет жить и как вскоре обретёт счастье, счастье на многие грядущие годы. Об этом думал Божественноликий, сидя на скамье на Рыночной площади Серебряной долины.

Глава L. Могучеродный навещает Наречённую и говорит с ней

Теперь поведаем о Могучеродном. От зала народных собраний он сразу отправился к тому дому, где лежала Наречённая. Юноша, принесший ему новости, пошёл с ним, гордый от того, что идёт рядом с таким могучим воином. По дороге он разговаривал с Могучеродным, но звук его голоса только докучал вождю, хотя он и делал вид, будто слушал.