– Ты в порядке, Агапито? – спросил Исаак Карвахаль.

– Я в порядке. – Агапито очнулся весь в поту.

– Двенадцать часов, – сказал Исаак.

– Бейте в колокол, – приказал выборный.

Зазвенел колокол. Посыпались из домов люди. Каждый – мужчины, женщины, дети – знал свое место. Площадь была полна. Выли собаки. Плакал ребенок.

– Отправить вперед дозорных, – приказал Исаак Карвахаль.

Начали появляться отряды из хуторов, сначала из ближних, лотом из дальних. В мертвой тишине въезжали они на площадь под своими знаменами, делегаты – впереди. Почуяв чужих собак, залаяли тревожно псы Янакочи. Сто человек явились из хутора Вирхен-де-Фатима, триста человек из Ракре, двести из Тамбочаки, триста из Кольяса, пятьсот из ' Сан-Хуан-де-Тинго, триста из Сан-Хуан-де-Б аньос-де-Раби, четыреста из Сан-Хуан-де-Уачос, пятьсот из Сантьяго Пампы, пятьсот из Помайяроса; несколько пастухов – из Янарамоны и Хупайкочи – малолюдно в этих местах» зиму и лето идет там снег. Люди въезжали на площадь, слезали с коней и становились на колени перед святым Иоанном, покровителем Янакочи; Члены Совета общины Янакочи понесут его впереди.

– Все отряды готовы в поход? – спросил Агапито Роблес.

– Все отряды готовы в поход, – отвечал Исаак Карвахаль.

– Вперед! – крикнул Лисица. И засвистел в свисток.

Двинулись тремя колоннами. Пешие шли через Парнамачай. Овец погнали через Уахоруюк. Вооруженные всадники направились к Айоуилке. Хутора присоединились к разным отрядам. Хутор Шингуай пошел за старым Иларио Романом. Хутор Пумакуло – за Хулио Карвахалем. Ракре и хутор Вирхен-де-Фатима – на мост, за отрядом невозмутимо спокойного отставного сержанта Федерико Фалькона. Хутор Кольяс двинулся к вершине Альтомачай, следом за рассудительным отставным капралом Сиркунсисьоном Роблесом. Отставной сержант Мигель Валье, заместитель Лисицы, повел своих людей к Мачайкуэве. Двигались по скользкой, покрытой конским навозом дороге. Каждые полчаса вспыхивал фонарь Лисицы, долгий сигнал – отдых на пятнадцать минут. Командиры пересчитывали своих людей. Вдруг фонарь вспыхнул и тотчас погас – еще раз, два, три… Около пяти часов показалась крыша господского дома в Уараутамбо. Вот откуда все муки индейцев, бессонные ночи, отчаяние… Здесь, за этими стенами, в глубине коридоров, в комнатах, увешанных коврами, уставленных цветами, живет человек, который остановил время. Из этого дома был отдан приказ изменить календарь. С этих высоких башен прозвучал дерзкий голос того, кто покорил святых. В этих салонах поколение за поколением кружились в вальсе господа, а вот здесь, в этом дворе, Эктор Сова напрасно пускал пулю за пулей в неуязвимую каменную грудь судьи Монтенегро. Они увидели поле Майопампа, на котором Хуан Глухарь строил свою бесконечную стену, увидели двор, где Пепита Монтенегро, изнемогая от скуки, разматывала бесконечную нить праздничных пиров. Вот показалась вдали бессильная река Уараутамбо, повисли над скалами семь бесшумных, недвижных водопадов. Святой Иоанн, покровитель Янакочи, окруженный членами Совета общины, плыл по тропе Чаучак.

– Исаак, – сказал Агапито Роблес. – Если меня убьют, командовать будешь ты.

– А если меня убьют?

– Лисица.

– А убьют Лисицу?

– Сиприано Гуадалупе.

Лисица презирал всякие предчувствия. Он смеялся.

– Приглашаю всех на ужин. Зажарим барашка, молоденького, нежного! Эй, Молчун! – крикнул он.

Молчуном звали Максимо Роблеса. Редко слышался голос Максимо Роблеса на собраниях общины, зато всегда брался он за самые трудные дела.