Человек этот был ещё достаточно молод, тоже не старше тридцати лет, но уголках его глаз уже залегли глубокие морщины, а на правом виске виднелся застарелый шрам. Он просто сидел на небольшом стуле и молчал, глядя на лицо женщины.
Ирина вошла в палату, но ещё долго не решалась заговорить — ей отчего‑то было неуютно от мысли нарушить царившую тишину, но, наконец, она решилась…
— Извините, сударь, но часы посещений уже закончились…
Молодой майор никак не отреагировал на её фразу.
— Извините, сударь офицер, — возвысила голос медсестра. — Я прошу вас покинуть палату.
Майор вздрогнул, и медленно обернувшись, посмотрел на Ирину.
Медсестра даже вздрогнула под холодным и жёстким взглядом его серых глаз, но офицер быстро отвернулся.
— Да, разумеется, — ровным голосом произнёс он.
Майор встал с небольшого стула, поправил подушку под головой женщины, немного подвинул стоящую на прикроватной тумбочке вазу со свежими полевыми цветами, и на прощанье наклонился над больной. Слегка коснувшись губами её лба, он напоследок поправил одеяло и тихо прошептал:
— До завтра, Елена.
Майор выпрямился, одернул мундир и быстрым шагом вышел из палаты.
Медсестра задумчиво проводила его взглядом, чувствую, что с уходом офицера ей почему‑то стало легче.
* * *
Ночью, сидя в ординаторской и попивая горячий травяной чай, Ирина решила поинтересоваться у старшей медсестры:
— Марьяна Степановна, а что это был за офицер, что приходил к пациентке из двадцать первой палаты?
Марьяна чуть не подавилась чаем и едва удержала маленькую чашку в руках.
— Ну, ты, Ирка, и даёшь… Ты что, его не узнала?
— Нет, а что должна была? — несказанно удивилась молодая медсестра.
— А у вас в уезде что, ни одного дальновизора не имеется?
— Имеется, конечно, — смутилась Ира. — Просто мы же подле гор Караказских живём, вот и сигнал не ахти какой… Не показывает, короче, дальновизор у нас, а в училище не до просмотра евойного было… Так что, это какой‑то знаменитый витязь?
— Да уж… — покачала головой старшая медсестра. — Кому расскажи — не поверят… Вот что, серость ты наша домашняя, слушай меня внимательно. Этот офицер не просто там какой‑нибудь славный витязь, а самый настоящий царевич Иван — сын нашего государя–батюшки!..
— Ой! — испуганно зажала рот ладошкой Ира. — А я его того, из палаты выгнала…
— И правильно сделала, — кивнула Марьяна. — Порядок для всех един должон быть.
— А… Можно ещё один вопрос? — смущённо спросила молодая медсестра. — Или это тоже все кроме меня знают?
— Давай, горе ты моё, говори уже…
— А кто эта женщина, к которой он приходил?
На лицо старшей медсестры набежала тень
— А это, Ирка, невеста его наречённая — Елена Прекрасная, дочь самого басилевса Ремского. Должны они были обвенчаться ещё десять лет назад, да не вышло — в день свадьбы на семью царскую как раз покушение случилось… Царь–батюшка, слава Всевышнему жив остался, а вот Ивана–царевича и невесту евойную поранило. Иван‑то скоро оправился от ран, а вот его наречённая так до сих пор в коме и лежит…
— Страсти какие… И что, часто он её навещает?
Марьяна удивлённо моргнула, но потом, видно вспомнив, что девчонка первый день в больнице, ответила:
— Так почитай почти, что каждый день и приходит.
* * *
— Опять был у Елены? — хмуро спросил старый, иссечённый шрамами солдат в простом полевом камуфляже, когда царевич сел в простой армейский внедорожник. |