Оселок задумался: что же тут неправильно: то ли то, что они играют в прятки, или же то, что красавица «Ява» становится чемпионкой.
– Я вот думаю… – начал Мотороллерчик.
– И я, – пискнул Оселок.
– Прекрасно. Значит, мы с тобой вместе думаем: неужели ж мы с тобой ни на что не способны? Неужели мы никому не можем, например, помочь? И неужто мы действительно так хорошо живём, что вокруг совершенно некого спасать?
– Твоя Важная Вещь есть это и? – спросил Оселок.
– А что? По-моему, это очень важно: решить, что уже можешь кому-то помогать. Чтобы это решить, мне пришлось немало повитать в облаках.
Сказав такие слова, Мотороллерчик поехал по Большой Дороге.
Оселок, конечно, тоже поехал вслед за ним, хотя было ему немножко грустно. В голове Оселка вертелась одна противная мысль примерно следующего содержания: «Помогать и спасать можно возраста какого с? Прав, может, Трамвай Прямолинейный – жизнь хороша так, что спасать вовсе некого? Тем более – сейчас? Более тем, не совсем ещё взрослым машинам?»
Мотороллерчик ехал всё быстрей. Оселок поспешил за ним, и противная мысль вскоре отстала – не выдержала скорости.
Противные мысли вообще очень невыносливые: если быстро ехать, они сразу отстают.
Глава шестая,
в которой мышонок Пип спешит в Город и борется со Шмелём
На растрёпанном розовом утреннем небе желтело солнце. Ветер спал и устало вздыхал во сне. От каждого его вздоха слегка дрожали листья на деревьях.
Погода стояла – как раз. Замечательная стояла погода. Солнце светило не тускло и не ярко. Ветер дул не сильно и не слабо. Птицы пели не громко, не тихо.
Раннее утро обещало спокойствие. Но обещание это было обманчивым. Пип знал это совершенно твёрдо.
Он бежал по петляющей лесной тропинке и старался не думать о том, что ждёт его впереди. Его послали друзья, и он должен был им помочь. Как всякий уважающий себя мышонок, Пип надеялся двояко: во-первых, на себя, а во-вторых, на удачу. А может и наоборот…
Пип мчался, уткнув нос в землю. Так лучше вынюхивать следы, – например, чёрных муравьев, которые всегда появлялись внезапно. А, кроме того, Пипу не очень хотелось поднимать глаза: вдруг сразу увидишь что-нибудь жуткое…
Тропинка была очень непослушной: она то падала вниз, то взлетала вверх, и Пип падал и взлетал вместе с ней.
Вдруг дорога резко оборвалась, и мышонок чуть не свалился с обрыва. Он успел резко затормозить и осторожно поглядел вниз.
Низ был очень далеко и казался почти недостижимым. Но Пип обязан был его достичь, и поэтому осторожно пополз.
Он прополз почти до середины пути, когда услышал очень противное жужжание. Это жужжание узнал бы любой житель Леса, – так жужжал только Шмель: противное создание, слуга и подхалим Одувана.
Пип похолодел внутри так, будто съел целую порцию мороженого (что, как ты понимаешь, очень много для обычного, небольшого мышонка).
Шмель летел агрессивно, словно хотел врезаться в Пипа и сбить его с высокой стены. Мышонок зацепился за корень, торчащий из земли, и замер в ожидании неизбежного.
Но Шмель не торопился. Он понимал своё превосходство и решил немножко поиздеваться над Пипом. Противно жужжа, он пролетел прямо перед носом мышонка, а затем замер над ним и нагло спросил:
– Ползёшь?
Пип не знал, каким словом назвать то, чем он занимался в данную минуту, врать он не любил, а потому смолчал.
Тогда Шмель уточнил, причём грубо:
– Ну и куда ползёшь?
Поскольку, как я уже сказал, Пип не любил врать, а правду сказать не мог, он снова не ответил.
– Зачем ползёшь? – поинтересовался Шмель, и Пип почувствовал, что сейчас упадёт в обморок от страха. |