Они снова буду жить под одной крышей, спать в одной постели…

– Мелентий! – резкий окрик прервал его раздумья. – Мелентий, ты словно спишь на ходу, я уже три раза спросила тебя, будешь ли ты завтракать? – Софья окрикнула мужа, как бывало и раньше. Он не то чтобы не заметил ее посреди гостиной – заметил, но так сладко замечтался!

Э нет, дружок! Напрасно ты распустил перья. Жена-то твоя все та же!

– Изволь. Коли ты угостишь меня, я буду тебе благодарен! – Горшечников надулся и присел около стола.

– Вот и славно. Матрена, подай прибор и для Мелентия Мстиславовича! – Софья провела рукой по скатерти, разглаживая ее. – Я рада, что ты все знаешь, не надо мучиться и что-то придумывать, объяснять. Я виновата, что вышла за тебя. Я говорила тебе. Это была ошибка. Я ее готова исправить и дать тебе развод, когда тебе угодно и на каких угодно условиях.

Супруги некоторое время молча смотрели друг на друга. Софья нынче с утра выглядела бодрее. Матрена уложила ее длинные волосы в высокую прическу, с которой Мелентий привык видеть Софью много лет.

– Я вот что подумал, – начал он с расстановкой, – ты столько пережила. Но ведь теперь ты вряд ли сможешь вернуться к… – он замялся, – к этому человеку. А я не сделал тебе ничего дурного. Да, быть может, мы жили немного скучно, пресно. Но я думаю, что остроты впечатлений тебе теперь хватит надолго. – Мелентий не смог удержаться от некоторой ироничности и кольнуть Софью, но тотчас же спохватился и продолжал миролюбивым тоном: – Я полагаю, что наш брак может продолжаться. При определенных усилиях с обеих сторон, – добавил он с некоторой натугой.

– Мне трудно себе представить, как мы сможем снова поселиться под одной крышей. Что скажут люди? Да нас на порог приличного дома не пустят! Тебя уволят из гимназии!

Софья даже засмеялась, таким нелепым ей показалось предложение Горшечникова. Она искренне подивилась, откуда у него взялась такая смелость и широта взглядов?

– Вероятно, я не сразу окажусь здесь. Быть может, мы какое-то время поживем врозь. Но я буду навещать тебя каждый день и потихоньку все войдет в прежнее русло, – уныло заключил Горшечников.

По лицу Софьи, по ее тону он понял, что ничто не изменилось в ее отношении к нему. В ее глазах он, как и прежде, жалкое ничтожество! Нет, судьба побила ее, но ничему не научила! Она все так же не желает видеть его благородства и доброты! Она, как и раньше, строит сказочные замки, но в этих замках, как выясняется, живут не прекрасные рыцари, а людоеды! Но ничего, теперь им спешить некуда, рыцаря-людоеда скоро арестует полиция. В Петербурге ее тоже никто не ждет, там тоже преступник на преступнике. Стало быть, как ни крути, некуда ей теперь от него, Горшечникова, бежать. Может, еще маленько побрыкается, да и успокоится наконец!

Все эти мысли вихрем пролетели у него в голове. Поэтому он кротко посмотрел на жену и даже, осмелев, положил ладонь на ее руку:

– Сонюшка. Даст бог, все образуется!

Софья слушала мужа с изумлением. Она не могла понять, то ли Горшечников совсем глуп и начисто лишен чувства собственного достоинства, то ли он действительно бесконечно добр и милосерден.