— Давай-давай! — щебечет кто-то очень знакомый. Ваня не видит, что происходит за дверью, и разговора почти не слышит, так, бу-бу-бу.

— Товарищ капитан, у нас гости, — оповещает в мобильник дежурный.

— Какие гости? — удивляется трубка. — Откуда? Следак, что ли?

— Нет.

— Адвокат? Чего кота за яйца тянешь, говори!

— Девчонка. Подружка его.

— Какая еще подружка? Кто пустил?

— У нее пропуск, прокурором подписанный.

— Чего? — трубка удивленно свистит. — Интересно… Так-так-так, задержи ее. Буду минут через сорок.

— Проходи, — голос прямо в окошко. — И без глупостей! Я все время за вами наблюдаю.

— Давай-давай, — радуется тот же очень знакомый голос.

По камере пролетает холодный ветерок из отрывшейся двери, топ-топ-топ — прямо к койке.

— Ванька, привет! Спишь, что ли? Вставай. Смотри, что я тебе принесла!

Алка? Откуда? Кто ее пустил в тюрьму? Это у него, наверное, опять глюки. Сколько раз уже такое было. То ночью проснется от того, что Алка лежит рядом и теребит «ваньку-встаньку», то голос ее прямо в ухо всякую ерунду шепчет, от которой тело становится мягким, как Катюшкин пластилин, и начинает знобко колоться, как будто кто-то провод с током к спине поднес.

— Во, блин, засада! — Алкина рука теребит Ваню за плечо. — Приехать не успела, сразу к нему, а он дрыхнет… Уйду, если выпендриваться будешь!

Ваня поворачивает голову. Глюк? Нет. Живая Алка. Красивая, как с картинки, темная, как шоколадка. А зубы сияют, будто она негритоска.

— Ну? — Алка садится на кровать. — Онемел, что ли, от счастья? Гляди! — Прямо перед лицом Вани оказывается что-то странное — темно-зеленое, шипастое, будто кактус из горшка вытянули и за хвостик подвесили. — Это я тебе с Бали привезла. Прикольно, да?

— Откуда?

— Бали, остров такой есть. Видал по ящику рекламу Баунти? Это реально там. Меня предки возили. Мозги прочищать.

— Там лето, что ли? — недоумевает Ваня, оглядываясь на белое окно.

— Ты чё, вообще тупой? — Алка хохочет. — Там всегда лето!

Ваня молчит. Он не понимает, как это так странно течет время: он тут один, кажется, совсем и недолго, а Алка за это время успела скататься черт-те куда, где лето, и загореть.

— Ванька, я соскучилась, жесть! — Алка хитро оглядывается на дверь с раскрытым решетчатым окошком, сквозь которое на них пялятся любопытные глаза. — А у тебя тут и спрятаться негде. Беспонтовое место.

— Как тебя пустили? — наконец разлепляет губы Ваня. — Никого не пускают, даже мать. Это же тюрьма.

— Сам ты тюрьма, — хихикает подружка, — пропуск достала! — И запускает руку Ване под одеяло. — Ну-ка, где там наша неваляшка? Ва-ань, — капризно надувает она губы через секунду, — чё такое? Чё за прикол? Чё он не встает?

— Не знаю, — Ваня смущается и виновато пожимает плечами. — Может, от уколов? Вчера все нормально было.

Он и сам свято верит тому, что говорит. Ведь вчера? Или позавчера? Или… какая разница? Он проснулся от того, что в постели было мокро, как раз снилась Алка. И потом, у него вообще никогда не было, чтоб не вставал…

— Вчера? — Алла настораживается. — А ну, колись, с кем ты тут трахаешься? На санитарку какую-нибудь меня променял?

— Да нет тут санитарок, — оправдывается Ваня — вообще одни мужики.