А обнаружив – не напасть. Прошли времена, когда всякий белый воспринимался аборигенами как явление небесного существа. Теперь оно их раздражает, и многие племена готовы скорее погибнуть, нежели допустить, чтобы европейцы окончательно утвердили на их территориях свое владычество.
– Вы слишком суровы к этим солдатам, капитан. Может, они и в самом деле вели себя неосмотрительно, однако их можно понять. Вдвоем, на диком острове…
– Вам, Грей, надо было бы податься в монахи или адвокаты.
– Я же, как видите, моряк, – отрубил штурман. И тут же попытался изменить тему разговора: – Бедный Гунн… Какая жалость, что он не видит костей испанцев. Ах, как обрадовало бы его это зрелище!
– Еще обрадует, – простил барон Констанцию его уловку. – Но, пытаясь восстанавливать хижину, думаете вы не о Гунне.
Грей тоскливо взглянул на Рольфа, на виднеющийся вдали залив и вновь перевел взгляд на руины.
– В отличие от вас, барон, мне не приходилось по полгода проводить в полном безлюдье, в дальнем закутке океана.
Рольф понимал его состояние: когда сам он впервые наткнулся на этот лагерь, то, несмотря на разбросанные неподалеку кости, долго не решался оставлять его: как-никак перед ним было человеческое жилье, хоть какое-то отражение того мира, от которого он оказался отрешенным. Хоть какой-то признак цивилизации. Совершенно очевидно, что молодой моряк чувствовал сейчас то же самое. Только из солидарности с ним, капитан подошел и безуспешно попытался водворить на место осевшую полуразрушенную дверь.
– Но вы-то жили не здесь, капитан.
– Нет, конечно.
– Хотя очень хотелось, поскольку никакого иного жилья обнаружить на острове не удавалось.
– Если не считать пещеры неподалеку от Бухты Отшельника, то есть того убежища, где я провел почти три месяца. Перед входом в нее кто-то соорудил из бревен и камней нечто похожее на предкрепостной редут. Очевидно, какое-то время там жил какой-то солдат из одного из отрядов, которые в последнее время все чаще стали сопровождать торговые суда. Именно в форте я встретил пулями первых добравшихся туда туземцев.
– И сумели выстоять? – Рольф заметил, как в глазах Грея появился азарт юноши, приготовившегося выслушать какую-то захватывающую историю.
– Распугав их выстрелами, быстро перебрался незамеченным в другую пещеру, в которой они меня так и не смогли обнаружить и в которой я мог бы обороняться еще удачливее. Они же попросту решили, что я по лиане спустился вниз, к подножию, и бежал.
– Только-то и всего?
– Понимаю, вам хотелось бы чего-то более захватывающего, леденящего кровь. Такого, чего вам понарассказывает любой просоленный ветрами странствий джентльмен удачи.
– Вы хотя бы попытайтесь придумывать, – улыбнулся Грей. И вновь, в улыбке, в игривом движении плеч, в том, как, сказав эти слова, он повел головой, словно забрасывал за плечо растрепанные ветром волосы, барон уловил нечто такое… женственное, что было бы к лицу девушке, но казалось совершенно неестественным для морского бродяги.
Почувствовав что-то неладное, Грей недовольно повертел головой, как делал это всегда, когда разочаровывался в самом себе; затем, опустив голову, неуклюжей, нарочито небрежной морской походкой двинулся в сторону невысокого горного кряжа.
«Черт знает что он мог подумать о тебе в эти минуты, – в свою очередь смутился барон. Он знал, как часто в отношениях между некоторыми членами команды, особенно на пиратских кораблях, переходили черту общепринятых норм. И где гарантия, что этот смазливый полуюнга не воспринял внимание к нему как попытку завязать именно такие отношения… характер которых лично он, барон фон Рольф, никогда не одобрял. |