— У Настасьи Коцегутовой гости есть?

— Да, есть, — сдавленным голосом просипел мужичонка. — Угостили меня сегодня чекушечкой.

— Сколько? Кто такие?

— Мужик и баба. Раньше не видал-с. Мужика звать Василием, бабу — Еленой.

— Сколько примерно лет Василию? Как тебе?

— Не-е-ет, моложе. Я думаю, даже тридцати нет. Справный такой, бородка ухоженная…

Сыщики переглянулись. Чебышев действительно ухаживал за своей бородкой, придававшей ему сходство с лакеем богатого барина.

— Где комната Настасьи?

— Прямо по коридору, в самый конец, как бы направо, «глаголем» повернуть…

Полицейские рванули вперёд. Первым бежал Иванов, наскочивший в темноте на что-то, что опрокинулось и загремело — то ли тумбочку какую, то ли табурет. В следующее мгновение он задел плечом таз, видимо, повешенный в коридоре; таз с грохотом сорвался с гвоздя и из-за одной из дверей послышался разъярённый мужской голос: «мать вашу, я щас выйду и поленом по хребтине кому-то!» Опрокидываемые предметы, впрочем, нисколько не задерживали бега Иванова; за ним, топая ногами и спотыкаясь на ходу, поспешали Гаевский, помощник квартального Фотий и дворник Пётр. Мужичонка, отворивший дверь, остолбенело остался стоять у порога.

Агафон, преодолев изогнутый буквой «Г» коридор, не стал утруждать себя стуком в последнюю дверь. Он просто выбил её ударом ноги и заревел с порога: «Это полиция! Всем оставаться на местах!» Предусмотрительно он не бросился в темноту, прекрасно понимая, что там можно нарваться и на пулю, и на нож; вместо этого он прижался к стене у входа, пытаясь рассмотреть происходившее в комнате. Через пару мгновений подоспел с фонарём дворник и посветил с порога.

Обстановка в жилище Настасьи Коцегутовой производила впечатление редкостного убожества. Воздух в комнате оказался тяжёл от человеческого дыхания, запаха сивухи и чесночной колбасы. Всё вместе это давало невообразимый эффект. От стены к стене чуть повыше головы была протянута бельевая верёвка, через которую оказалась переброшена пара простынь: они играли роль ширмы, делившей помещение на две половины, занимаемые разными людьми или семьями. В той половине, что оказалась ближе к двери, на широком топчане, брошенном прямо на пол, в ворохе прямо-таки постыднейшего рванья спали два маленьких мальчика. При появлении полицейских они сели на своей жалкой кровати, прикрывая глаза руками.

За развешенными простынями послышался какой-то шорох, заскрипели половицы; Агафон Иванов подался туда и отбросил импровизированный полог. И вовремя! Сыщик успел увидеть спину мужчины, облачённого в белую исподнюю рубашку, который в следующую секунду ударом ноги выбил стёкла в окне и подался всем телом туда. Беглец стремительно, точно угорь, скользнул мимо острых осколков стекла, на секунду застыл на подоконнике и тут же исчез из поля зрения.

— Пятый же этаж! — только и произнёс, поражённый увиденным, помощник квартального надзирателя и поднял было руку, рассчитывая перекрестить лоб.

Однако, раздавшийся за окном грохот возвестил, что прыгнувший в окно упал вовсе не на мостовую, а на крышу соседнего дома.

Агафон бросился за беглецом, в точности повторив его действия: присел перед окном, шагнул на низкий подоконник и головою вперёд подался в ночную темноту. За спиной он услышал женский крик, но сейчас это не имело уже ни малейшего значения.

Внизу, под самыми ногами, он увидел двускатную крышу трёхэтажного дома, а на ней мужчину в белой исподней рубашке и полосатых брюках. Тот живо вставал на ноги, рассчитывая бежать дальше. Самое неприятное в сделанном Агафоном открытии заключалось в том, что высота падения оказалась выше, чем предполагал сыщик: никак не меньше трёх саженей.