Изменить размер шрифта - +
Выждал какой-то срок, чтоб, значит, подзабыли его. Не может же он идти на кражу на следующий день после увольнения — этим он сразу привлечёт внимание к своей персоне.

— Да понятно, Агафон, не разжёвывай, — досадливо поморщился Владислав. — По делу-то что скажешь?

— А двадцать четвёртого августа, ближе к полуночи, приехал Василий на дачу нашего скопца-миллионщика… Возможно, кстати, и не один причалил, а взял с собою настоящего медвежатника. Ему ведь необязательно самому фомкой орудовать; Васька — это мозг, это организатор, ему надо грамотно людей подобрать, расставить их, дать каждому правильное наставление, чтоб накладок не вышло. Так что «окрас» ему менять вовсе и не надо, зря ты надо мной пытался подтрунивать. Итак, один человек с возком за оградой дожидается. Второй — идёт вместе с Василием на «дело», этот «второй», возможно, медвежатник. Ну, и третья персона — сам Василий. Задача для находчивого мужика проще пареной репы: Соковников ночью держит окно в парк открытым, дурацкая, конечно, привычка, но — сие вторая натура. Задача выглядит так: подойти ночью из парка, пошире открыть створку, влезть в окно, подойти к кровати спящего миллионщика и направить на него ствол револьвера… либо приставить нож к горлу. Что скажешь, непосильная задача?

Гаевский не сразу ответил. Какое-то время он шагал молча, затем вдруг заговорил с жаром, и сразу стало ясно, что мысль товарища пришлась ему очень даже по вкусу:

— Да-да, Агафон, правильно мыслишь. В городе шли сильные дожди, почти не переставая. Низкая облачность, ночи безлунные, в ночное время грозы; видимости — никакой, шум ливня, гром, скрип деревьев в парке, шум листвы — всё это прекрасно маскирует звук приоткрываемой рамы…

— Молодец, Владислав, значит, можешь соображать, когда хочешь! — иронично заметил Иванов.

— Чтобы не оставить следов в спальне, преступник мог разуться перед тем, как лезть в окно: влез на плечи подельнику и снял сапоги…

— Либо наоборот, обул поверх сапог войлочные онучи — они и тихо ходят и следов не оставляют, — резонно поправил коллегу Агафон.

— В самом деле, либо обул мягкую обувь… Так-так-так, что же получается? Соковников просыпается ночью, а возле кровати пара-тройка мужчин с невесёлыми лицами… и ножик возле горла… Н-да, неприятно так просыпаться. Особенно, когда сердце больное. И всё у грабителей складывается наилучшим образом: Соковников умирает от внезапного сердечного приступа, они его даже пальцем тронуть не успели… Грабители снимают с шеи ключ, открывают железный ларец миллионера, о котором рассказывал пристав, забирают оттуда казначейские облигации, всю наличность, дорогую икону, затем запирают ларец, прячут его на прежнее место, а ключ вешают обратно на шею покойнику. После чего с пением непристойных частушек удаляются в ночь…

— … открывая перед уходом все три окна, дабы дождевая вода смыла возможные следы на полу, которые они из-за недостатка освещения могли не заметить. — добавил Иванов.

— Да-да, открытые окна — это своего рода мера предосторожности, согласен, — кивнул Гаевский. — Вот что, друг мой боевой, а не проехать ли нам к Василию, не пощупать ли его мягкое вымя?

— На Вознесенский, что ли, к любовнице его?

— Ну да, откуда мы его прежде забирали.

— А что, мысль дельная, я и сам хотел предложить, — Агафон извлёк из кармана жилета дешёвые серебряные часы и открыл крышку. — Почти половина двенадцатого. Пока доедем будет полночь, околоток там рядом, посадим квартального к нам в экипаж — сие много времени не займёт.

Быстрый переход