Странно, она не испытывала по отношению к Виктору ни злобы, ни отвращения, ни страха. Он не стал ей противен, хотя она отдавала себе полный отчет в том, что он преступник, хладнокровный, циничный и, видимо, очень опасный преступник, явно приложивший руку к устранению Кретова. Она по-прежнему думала о нем с нежностью, и это было ужасней всего.

Дверь приоткрылась, в кухню просунулось круглое Сонино личико, обиженное и наивное. Голоса в комнате сразу зазвучали на форте.

— А я говорю, нечего курить в квартире, на это балкон есть!

— Пошли вы со своим балконом! Там черт ногу сломит, его сначала разобрать надо!

— Вот и займись! Ты мужик, так и разбирай, чем лежать вверх брюхом!

Сонечка поспешно прикрыла дверь, страдальчески зажала уши ладонями:

— Мам, я не могу. Достали они меня своими воплями!

— Сейчас. — Ирка сделала над собой чудовищное усилие, очнулась от оцепенения, встала, погладила дочку по голове: — Сейчас, Сонечка, я их уйму. Не расстраивайся. Хочешь, пирог испечем?

— С вишней? — оживилась Соня. — У нас есть в морозилке. Бабушка вчера покупала.

— Хорошо, хочешь с вишней, — значит, с вишней.

Ирка полезла в духовку за противнем. Сейчас она ничего не может сделать, завтра в пять концерт, на который Горгадзе пригласил новых спонсоров. Она должна отыграть его любой ценой. А вот потом ей предстоит решить трудную задачу: спасти Алю и Валерку, не погубив при этом Виктора. Ирка еще не знала, как она сделает это, но впереди на раздумья была целая ночь.

33

— Эй, лучшая скрипачка оркестра, вставай! — Васькин голос звучал словно из глубокого колодца, одновременно гулко и отдаленно. Алька с трудом разлепила веки и непонимающе огляделась вокруг.

— Проснись. — Чегодаев сидел на постели и говорил в самое ее ухо: — У тебя концерт сегодня, забыла?

— Я же оглохну, — поморщилась Алька, отстраняясь от Васьки.

— Так я тебя уже десять минут бужу — никакого толку.

Голова у Альки гудела, точно с перепоя, глаза закрывались. Две ночи, проведенные без сна, и полтора дня на свежем воздухе сделали свое дело — навалилась жуткая сонливость.

— Сколько времени? — Алька пошарила под подушкой в поисках часов.

— Десять.

— Ничего себе!

Она быстро вскочила. Васька продолжал спокойно сидеть все в той же позе, наблюдая, как Алька одевается.

— Мне ехать самой или ты меня отвезешь? — Его молчание и странный, отстраненный взгляд начинали ее пугать.

Он не пытался, по своему обыкновению, ни обнять ее, ни поцеловать и, казалось, ждал, когда она наконец соберется.

— Езжай сама, у меня еще много дел. — Чегодаев встал, подошел к Альке, слегка дотронулся до ее лица и тут же убрал руку.

— Ты помнишь, что мы собирались делать сегодня? — спросила Алька.

— Помню. После концерта все и обсудим. Поедем в одно очень милое место и там все решим. А сейчас беги. Машину возьми. У тебя деньги есть?

— Есть.

— На еще. На всякий случай. — Васька вынул из кармана будто заранее приготовленный стольник и протянул Альке. Она молча положила его в сумочку и пошла в прихожую. На пороге обернулась:

— Паспорт Саврасенкова забрать у тебя?

— Зачем? Пусть остается у меня. Для чего тебе лишний раз рисковать?

— А тебе?

— Я по следам Крета не таскался, про меня никто не знает.