Никогда Васька Чегодаев не разговаривал с ней так. Где она, с кем, куда пошла, его не интересовало. Он сам частенько возил к себе в Бутово хорошенькую гобоистку Ларису Потапову, и вообще баб у него было и до, и после развода немерено. С чего он вдруг решил, что Алька — его собственность?

— Молчишь?

— А что тебе ответить? — холодно произнесла Алька. — Беседуй. Я тебя слушаю.

— Приезжай.

— Нет.

— Да почему вдруг ты от меня стала бегать? — взорвался Васька. — Я же вижу, ты какая-то смурная ходишь… Слушай, Аль, а мне Сухаревская чего рассказывала! Про то, где ты у нас пропадаешь. Я думал, она треплется, а давеча понял — нет, не врет. Ты чего, Аль, крышу повредила, да?

— Заткнись! — крикнула Алька. — Замолчи, пожалуйста, — уже тише повторила она. — Не надо.

— Не буду, — согласился Васька. — А ты приезжай. Я на часок отъеду по делам, а потом вернусь. Как раз к твоему приходу. И все будет отлично. Годится?

— Не очень. Я не поеду.

— Ну смотри.

Алька кроме угрозы уловила в Васькином тоне растерянность и злорадно улыбнулась. Пусть катится, что он может ей сделать? Никогда она больше не появится у него, не дождется. Хоть бы язык отсох у этой дуры Сухаревской, нашла кому рассказать про Альку. Она сама теперь про Ирку может много интересного выложить, про ее поездки на машине с Витей Глотовым, про ее новую прическу и прочие метаморфозы.

Алька свирепо зыркнула па пикающую трубку и с размаху опустила ее на аппарат.

Злость на Чегодаева и на трепуху Ирку внезапно придала ей сил. Плакать больше не хотелось, сидеть и киснуть — тоже. Хотелось действовать, но как? С какой стороны начать теперь, когда все предположения оказались пустыми? Если б можно было посмотреть еще раз кретовские партитуры. Неужели она не вникла бы, что же в них такого золотого, из-за чего можно убить? Все-таки она музыкант, прекрасно знает большинство опер, которые перекладывал Кретов. Весь облом в том, что партитур-то больше нет, свистнули все, подчистую. И нигде не осталось ни одного экземпляра. Разве что на проклятой кретовской даче, откуда она унеслась, позабыв, зачем приехала. Два часа прокопалась в Ленкиных шмотках, а в другую комнату второго этажа и не заглянула. Вдруг там находился кабинет Кретова и в нем можно хоть что-то отыскать?

Алька решительно набрала Ленкин номер. Конечно, не совсем красиво приставать к ней сегодня с вопросами, но раз та поневоле навела ее на ложный след…

— Лен, — как можно мягче сказала Алька, услышав отрешенный голос подруги. — Ты прости меня, бога ради. Ответь, на даче у Крета был кабинет?

— Что? — рассеянно переспросила Ленка. — Ты о чем?

— Я все о том же. Кретов работал на даче, сочинял?

— Нет. Я же говорила тебе, что ничего не знала о его работах. На даче он в земле копался.

— А комната рядом со спальней — это что?

— Просто комната, для гостей.

— К нему же никто не приезжал.

— Ну и что? Комната все равно была. На всякий случай.

— Лен, а ключи от дачи у тебя есть?

— Издеваешься? Он жениться на мне не собирался, мне его дача по барабану.

— А у кого они могут быть, у Софьи?

— Откуда я знаю? Аль, ты уймешься когда-нибудь? Тебе мало одной вылазки туда и одной разорванной юбки? Чего ты там не успела увидеть?

— Я хочу найти его черновики или оставшиеся работы.

— Зачем?

— Просто посмотреть.

— Там ничего нет.