Маэстро Агостини почувствовал, что тоже должен внести в разговор определенный вклад, и стал рассказывать о своем соотечественнике Джузеппе Тартини.

– Это был скрипач восемнадцатого века, написавший сонату «Дьявольская трель», вещь невероятно сложную. Некоторые полагали, что Тартини может сыграть ее единственно потому, что у него на левой руке шесть пальцев.

В этот момент их беседа была прервана появлением полицейских из группы убийств УДЕВ – отдела по расследованию особо опасных преступлений, – элитного подразделения судебной полиции, занимавшегося самыми сложными случаями, которые, предположительно, могли иметь широкий общественный резонанс. Детективов, прибывших практически одновременно с патрульной машиной Национальной полиции, возглавлял инспектор Мануэль Сальвадор, который не так давно стал работать в группе убийств, перейдя из подразделения по борьбе с наркотиками, и уже имел стычку с Пердомо из‑за своего задиристого поведения и властных манер.

Прибывшие немедленно выставили вокруг полицейское ограждение и дали знать о случившемся судебной комиссии, в которую входили следственный судья, судебный секретарь и судебный врач. Сальвадор, как обычно, в пиджаке, накинутом на плечи, подошел к Пердомо и спросил, как будто дирижеров здесь не было:

– Что эти люди тут делают?

Пердомо объяснил, кто эти музыканты, и рассказал, что присутствие на концерте позволило ему оказаться раньше всех на месте преступления, на что коллега ответил:

– Какого черта ты разрешил, чтобы на месте преступления оказались люди, оставляющие здесь следы?

– Никто ничего не трогал, уверяю тебя, – ответил Пердомо.

Инспектор Сальвадор в первый раз соизволил взглянуть на дирижеров и сухо и резко объявил:

– Сеньоры, я вынужден попросить вас немедленно покинуть зал. Мой помощник проводит вас и запишет ваши данные на случай, если нам понадобится побеседовать с вами позже.

Затем, повернувшись к своему коллеге, сказал:

– Я веду это расследование, Пердомо, и, если тебе нечего больше мне сказать, ты можешь закрыть дверь с той стороны и больше не мешать мне работать.

Пердомо решил не поддаваться на провокацию и направился к выходу. Но, выходя из зала, обернулся и спросил Сальвадора:

– Не хочешь узнать, что значит слово, написанное у нее на груди?

Сальвадор, в отличие от Пердомо не соприкасавшийся с арабской культурой, прежде чем ответить, сбросил пиджак, пошарил по карманам, вытащил пачку жвачки и бросил пастилку в рот.

– Знаю, знаю, что оно значит, Пердомо, – шлюха, которая путается с мусульманами, что, не так?

7

Дойдя до артистических, Пердомо увидел, что уборная Ане Ларрасабаль опечатана и ее охраняет полицейский в форме, так что никто не может проникнуть внутрь. В одной из уборных, предназначенных для солистов, Пердомо обнаружил Георгия Роскоффа, Элену Кальдерон и собственного сына, который горько плакал.

– Что случилось? – спросил Пердомо, подозрительно глядя на русского, словно считал Роскоффа виновным в том, что мальчик плачет.

Грегорио хотел ответить отцу, но сквозь рыдания не мог выговорить ни слова.

Элена обняла мальчика и объяснила за него:

– Он узнал, что Ане убили, и очень огорчился.

– Понятно, – ответил Пердомо, тут же почувствовав себя виноватым в том, что повел сына на концерт и таким образом втянул в эту начальную фазу расследования.

– Лучше всего, – предложила Элена, – уйти отсюда как можно скорее.