Вскоре пошли слухи, что, когда обнаружили останки скрипачки, она продолжала сжимать свою драгоценную скрипку работы Страдивари, но на самом деле инструмент так и не был найден.

Люпо было известно, почему знаменитая скрипка исчезла с места катастрофы, он слышал эту историю из уст скрипичного мастера Невё, Этьена Бернарделя.

Бернардель, который до сих пор был жив и отличался завидным здоровьем, был больше чем скрипичным мастером, он сыграл необыкновенно важную роль в истории создания музыкальных инструментов не только во Франции, но и во всем мире. Он пользовался доверием самых знаменитых солистов, от Анне‑Софи Муттер до Йо‑Йо Ма; еще раньше Пабло Казальс и Иегуди Менухин тоже обращались к нему, чтобы именно он занимался их драгоценнейшими орудиями труда.

Люпо довольно часто навещал Бернарделя в его мастерской на улице Портали, где начинал работать еще его отец. Родившийся в 1925 году в Мирекуре, «городе скрипок», как любят называть его французы, Бернардель был уже слишком стар для тонкой работы, но регулярно появлялся в мастерской, чтобы координировать работу группы из четырех профессионалов, потому что по‑прежнему получал заказы.

Рассказы старого мастера о скрипках и скрипачах наводили на мысль о Гомере, нараспев читающем свои строки о событиях Троянской войны.

– В моем родном Мирекуре, – любил говорить Бернардель, – шесть тысяч жителей, и из них тысяча – скрипичные мастера.

Бернардель был убежден в том, что любая скрипка, как бы хороша она ни была, должна привыкнуть к индивидуальности музыканта, и поэтому, прежде чем работать с каким‑либо инструментом, он отправлялся в концертный зал послушать вживую своего клиента. Если это было невозможно, он просил скрипача сыграть ему в мастерской, чтобы понять, какие настройки лучше всего подойдут для его манеры игры.

Одна из историй, которую часто повторял Бернардель, относилась к скрипке Жинетт Невё. По желанию солистки скрипичный мастер сконструировал, скорее всего в тридцатых годах, самый лучший и самый надежный футляр для своего времени, и получил за него больше тринадцати тысяч тогдашних долларов. Снаружи футляр был обтянут негорючим материалом и мог выдержать тяжесть не одной сотни килограммов. Внутренность футляра, обшитая мягким итальянским шелком, выглядела не менее роскошно, чем номер в парижском отеле «Четыре сезона – Георг V», там были размещены два термометра, один со шкалой Цельсия, другой – Фаренгейта, а кроме того, гигрометр, увлажнитель и отдельная подсветка каждого отделения. Когда при осмотре разбившегося самолета, в котором погибла Невё, не обнаружилось следов скрипичного футляра, Бернардель пришел к убеждению, что его украли во время спасательных работ.

Но на этом история не кончилась. Через несколько месяцев старый мастер рассказал Люпо нечто еще более удивительное: во время концерта Ане Ларрасабаль, который транслировался по телевидению из концертного зала «Гаво», одна из камер дала крупным планом детали головки инструмента, и Бернардель узнал – или посчитал, что узнал, – скрипку.

– Я знал этот инструмент лучше, чем кто‑либо другой, и, увидев его, сразу понял, что это скрипка Невё, – заключил он.

Люпо выслушал рассказ с интересом, но заподозрил, что часть истории Бернардель выдумал или, во всяком случае, как‑то подправил ее, чтобы она выглядела более привлекательной. Почтенный старец, знававший в прошлом дни славы, когда он считался лучшим скрипичным мастером в мире, возможно, стремился снова оказаться в центре внимания, для чего и сочинял истории, подлинность которых было трудно проверить. Или, может, вовсе не тщеславие заставило его сочинить эту историю, а просто он, дожив до такого возраста, стал жертвой старческого слабоумия, заставлявшего его рассказывать странные вещи, по всей видимости бывшие плодом его воображения.

Но если эта история не выдумана Бернарделем и скрипка Ларрасабаль действительно та самая, что принадлежала Невё? И если кто‑то, считающий себя законным наследником, тоже разглядел Страдивари во время трансляции концерта из зала «Гаво» и решил вернуть инструмент любой ценой?

Если скрипка Ларрасабаль на самом деле принадлежала Невё, то вполне понятно желание испанки изменить головку, чтобы инструмент труднее было узнать.