Изменить размер шрифта - +
 — В Фэрлайте, совсем близко. Просто супер, с потрясающим видом на гавань. И очень дешево.

— Да? — он хмурится. — А в чем подстава?

Я сажусь на табурет и ставлю локти на стойку.

— Можно пива?

— Если оторвешь зад от стула и поможешь, я подумаю об этом.

Я захожу за стойку, открываю ящик пива и начинаю совать бутылки в холодильник.

— Ну, рассказывай, — требует он. — Сколько стоит и что за место?

— Сто баксов в неделю за комнату в красивом старом доме рядом с гаванью. Называется Фэрвью. Представляешь? Я буду жить в доме, у которого даже есть название.

— Звучит стильно.

— Он и правда стильный. Просто огромный, па. Уйма комнат. Из моего окна такой вид, что ты не поверишь. На море и на мыс. Я буду лежать в постели и смотреть, как ходит паром.

— И?.. — отец поднимает плечи, намекая, чтоб я не тянул.

— Хозяйку зовут Анна, у нее агорафобия, и она никуда не выходит. Ей нужна помощь по хозяйству. Ходить в магазин и так далее. Собственно, все. Ничего особенного.

Папино молчание очень красноречиво.

— Что?

— Знаешь, Тимми, — говорит он, — по-моему, ты подписался на что-то очень странное.

Я провожу пальцами по волосам и пытаюсь скрыть раздражение.

— Что значит «на что-то странное»?

— Я думал, ты уехал в Индонезию, чтобы разобраться в себе, — продолжает отец. — Чтобы понять, чего ты хочешь в жизни.

«Я уехал в Индонезию, чтобы кататься на доске, — думаю я, — а не для того чтобы искать себя».

— И вот ты возвращаешься, несколько недель торчишь у Лиллы, а теперь собираешься снимать жилье за гроши и ухаживать за какой-то психической больной только ради того, чтобы не бросать ресторан. Лишь бы не искать нормальную работу. По-моему, ты боишься жизни. Реальной жизни.

Я больше не в силах скрывать раздражение.

— У Анны панические атаки. Ничего ужасного. И я не боюсь жизни, а просто пока не понял, чего хочу. Я… блин, папа, я только…

— Только — что? — перебивает он. — У тебя есть мозги, так почему ты ими не пользуешься? Почему не пользуешься всем тем хорошим, что тебе дали? Почему не хочешь сделать хоть какое-то усилие, чтобы продвинуться?

— Продвинуться? — я смотрю на него. — Я вообще не понимаю, что это такое.

— Ладно. — Папа вздыхает и снова принимается запихивать в холодильник бутылки с пивом. — Как хочешь.

Мне нравится работать в ресторане. Нравится работать по ночам, а днем делать, что вздумается. Кому нужна работа, от которой бывает стресс. Работа, о которой невозможно забыть даже дома, даже во сне. Но не проходит и дня, чтобы папа не заговорил об усилиях, о приличной работе, о карьере, об определенном пути в жизни…

Некоторое время мы работаем молча. Опорожнив два ящика пива, я встаю и шагаю на кухню.

— Когда ты переезжаешь? — спрашивает вдогонку отец.

— Завтра.

 

Ресторан открывается в половине шестого, а к четырем я уже заканчиваю все дела и подхожу к отцу, который сидит в зале за столом и возится с бумагами.

— Ты забыл пиво взять, — говорит он. — Не хочешь сесть и выпить со мной?

В детстве я считал себя хранителем папиного счастья. Если он звал меня на рыбалку, я соглашался, пусть даже ненавидел скользких червяков, запах тины и мучительную необходимость наблюдать, как умирает рыба. Если отец смотрел по телевизору кино, документальный фильм или новости, я садился рядом и делал вид, что мне очень интересно.

Быстрый переход