А вот дома я согласен устроить для тебя любую вечеринку. Только для нас двоих. Хоть каждый день. Хоть целый день. Я хочу, чтобы это осталось исключительно для меня. Хочу, чтобы ты танцевала со мной или для меня. Но никак не для других. Они испачкают моё произведение искусства своими грязными, похотливыми взглядами.
– Я поняла. Можешь остановиться, – прошу его. – Ты ревнив.
– Не знаю.
– Я сказала утвердительно. Ты ревнив, Слэйн. Это даже больше, чем ревность. Это… хм, одержимость.
– Так я и говорил тебе об этом раньше, Энрика. Я не шутил, – серьёзно кивает он.
– Я думала, что это была метафора. Знаешь, когда люди говорят, что хотят что то так сильно, что готовы умереть от этого желания.
– Я могу сказать это же, но только в прямом смысле. Я не использую метафор.
– Хм, то есть ты одержим мной, как дьяволом, – хихикаю я.
– Ещё хуже.
– И как это проявляется? Прости, но мне просто интересно. Что ты чувствуешь при этом? Как это началось? Когда это началось? – быстро шепчу я.
– Сложно объяснить. Все мои мысли заняты тобой. Я постоянно думаю, какие бы ещё стены построить вокруг тебя, чтобы никто не смог забрать тебя у меня. Я чувствую… страх и желание обладать тобой. Полностью. Это началось давно. Иногда я сильно увлекаюсь чем то.
– Чем то, но не кем то? – уточняю я.
– Да, обычно это бывало в работе. Я горю идеей и пока не воплощу её в жизнь, не могу остановиться. Я даже могу ни есть и ни спать, только бы доделать что то. С человеком всё сложнее. Это не программа, которую можно сотворить с нуля. Ты сложная, Энрика. Ты очень сложная.
– Я? Конечно, ты куда сложнее, Слэйн. Это ты одержим, – смеюсь я.
– Да. Это так. Это пугает тебя?
– А я выгляжу испуганной? – спрашиваю, выгибая бровь и широко улыбаясь.
– Ты просто не понимаешь всю серьёзность моей болезни. Я болен, Энрика.
– Что за чушь? – фыркаю я.
– Это правда. Послушай. Я должен дать тебе шанс спастись от меня. Сейчас я хочу поступить правильно, Энрика. – Слэйн берёт меня за руку, заставляя стереть улыбку с лица. Мне не нравится эта серьёзность в его взгляде.
– Если я скажу тебе, что все предостережения насчёт меня правда? Я плохой, злой, жестокий, грубый и бессердечный.
– Я не верю, – шепчу, отрицательно качая головой. – Не верю. Мужчина, который помогает людям, не может быть плохим. Мужчина, который находится рядом со мной, настоящий. Для меня он другой. Они говорят тебе эти гадости и заставляют себя видеть таким, потому что боятся твоего отличия. Они повязаны в своём дерьме по рукам и ногам, а у тебя кровь чистая, понимаешь? Ты внутри чист и добр. Тебе просто не позволяли это показать и быть таким, потому что они никогда этого не оценят. Тебе причинили много боли, Слэйн, и ты защищаешься. Я не верю, слышишь?
– А стоило бы. У меня есть прошлое. Оно хуже, чем то, что сделали они. Я худший, Энрика. Ты страдаешь из за меня. Я виноват в этом…
– Нет, Слэйн, пожалуйста, не говори так. Не говори. Это неправда. Они вбили это тебе в голову. Те, кто воспитывал тебя. Те, кто неправильно объяснил тебе, что боль делает людей сильнее, и они не должны мстить. Ты же не мстил Кавану за то, что он сделал, а простил его. Не мстил Дарине за то, что она снова подставила тебя. Ты просто отошёл в сторону. И я… посмотри, я же жива. Бессердечный и жестокий человек убил бы меня без сожаления, а ты танцуешь со мной. Ты рядом со мной, и я не боюсь будущего. Не знаю, что меня ждёт в нём, но если буду верить в тебя, значит, я справлюсь и ты тоже. Ты для меня пример человека, который никогда не сдаётся. Да, не всегда ты поступаешь правильно, но это опыт. Твой опыт на пути к счастью. |