Чёрная ткань обтягивает каждый восхитительный изгиб её тела. Энрика закрыла глаза, и её губы улыбаются. Искренне. Она живёт. Она живёт каждую минуту. Она живёт, дышит жизнью, притягивает меня к себе. Слеза. Одинокая. Прекрасная. Я хочу слизать её. Эту соль и горечь. А Энрика улыбается, не замечая, что плачет. Моя жертва… так прекрасна. Так изумительна. Я не могу контролировать себя…
– Блять! – Разворачиваю руль, и машину заносит. Мне мало. Мне нужно больше. Разворачиваю машину и еду обратно. В моей голове проносятся грёбаные картинки. Они бесят и изводят меня.
Делаю громче музыку. Моцарт.
Удар. Ещё один. Сцепляя зубы, терплю наказание. Музыка играет, приучая меня, быть правильным, сильным и терпеливым. Да, терпеливым. Я должен терпеть. Мне помогают. Меня учат. Это даст мне силу и умение наказывать врагов. Я буду мстить им.
Удар. Палка ломается о мою спину. Рёбра болят, но я жмурюсь и не произношу ни звука.
– Вот так правильно, – тяжело дышу. Я плохой. Я злодей. Я должен поступать плохо. Я должен ненавидеть. Мне нужны напоминания. Я хочу быть таким. Нет во мне ничего хорошего. Я плохой! Я, блять, ЗЛОДЕЙ!
Останавливаю машину и вылетаю на такой душный воздух. Срываю с себя чёртову бабочку. Она остаётся где то позади меня.
Смотрю на огни в окнах домов, окружающих меня. Я один. И всегда был один. Эти люди… ничтожества. Я один. Всегда один. Мне никто не нужен, чтобы жить дальше.
Мои ладони касаются холодного металла. Дыхание рвано вырывается изо рта. Ударяю руками по голове.
– Уберись оттуда. Пошла вон. Сука. Пошла на хрен из моих мыслей. – Сжимаю руками голову. Я хочу, чтобы текла кровь. Хочу облизывать свои пальцы. На них её кровь.
«Я люблю тебя».
– Заткнись. Закрой свой лживый рот, – рычу, снова и снова ударяя себя по голове. Её сейчас разорвёт на хрен. Она болит. Всё внутри болит.
Перепрыгиваю через металлическое ограждение и лечу вниз. Выставляю руки вперёд. Ледяная вода полностью утягивает меня. Она впивается в мою кожу иглами. Она изводит.
«Я буду его любить. Я отдам ему всю ласку, тепло и заботу, которые рождены для него. Потому что вы никогда не делали этого для Слэйна».
Лёгкие сжимаются от боли. Кислород на исходе. Мне нужен холод. Холод. Воспоминания. Я плохой. Мне не нужны шансы. Я исчерпал их.
– А когда то ты учил меня, что нельзя издавать ни одного звука, дед, – улыбаюсь, разглядывая, как блестит лезвие ножа в свете камина. У меня под ногами разлит виски. Его сладкий и одновременно горький аромат сросся со мной. Мои вычищенные туфли медленно наступают на ковёр, оставляя следы.
Смотрю на старика, которого я привязал так же крепко, как и он меня когда то. Нельзя показывать врагам свой страх. А он боится меня.
– Ты вырастил злодея. Тебе нравится то, что ты видишь? – Провожу ножом по его обнажённой и впалой груди.
– Слэйн. Ты стал хорошим ублюдком. Таким, каким я и хотел тебя видеть. Ты не достался никому, только мне, – смеётся он.
Стискиваю зубы. Ненависть внутри меня растёт.
– У тебя кишка тонка, мальчишка. И что? Убьёшь меня? Давай. Я не боюсь. – Он смотрит мне в глаза, но я слишком хорошо изучил его. Достаточно хорошо, чтобы видеть большее.
Нож резко входит в его бок. Как по маслу. Он закрывает глаза и сжимает челюсть. Я чувствую вонь крови, оставшейся на ноже. На том самом ноже, который он показывал мне и говорил, что это особенный нож. Им убивают только особенных людей. Тех, кого любили. Тех, кому верили. Тех, кто был важен. Он убил им свою жену у меня на глазах, показывая и демонстрируя, как нужно заканчивать истории любви. Он убил им меня. Он убивал меня слишком часто, чтобы я чувствовал себя живым. Но сейчас медленно вырезая его сердце и, наконец то, слыша его крики и стоны, я чувствую себя живым. |