Мол, трупы засыпало пеплом, этот пепел слежался и превратился в туф, тела истлели, и образовались пустоты, в которые ученые заливали жидкий гипс — так получились посмертные статуи тех, кто некогда жил в Помпеях. Я хорошо запомнил эти фотографии, а теперь почти то-же самое видел воочью. И еще, я начал понимать, кто и зачем устроил эту кошмарную «скульптурную» композицию на дороге к Волчьему Логову.
— Они знают о нас и ждут, — сказал я, не в силах оторвать взгляда от фигуры девочки лет двенадцати, которая замерзла с поднятыми к небу руками. — Это предупреждение нам.
— Магия Ледяной Крови, — заметил Тейо. — Этих крейонов убили белые монахи Айтунга.
— Беженцы, — добавил я. — Убежали, блин…
— Что это такое, во имя Дребла! — Джарли был бледен, даже его проняло это зрелище. — Они ведь превратились в чистый лед. В ледышки, будь я проклят! Разве такое возможно?
— Это снежная чистота помыслов, милорд, — ответил я и, с трудом оторвав взгляд от девочки с воздетыми к небу руками, поехал дальше, в гору, в сторону снежного пика, поднимавшегося за лесом.
Глава пятнадцатая
Ну вот, оно самое — совсем рядом. То, к чему я шел так долго. А ладошки-то вспотели… Что, Кирилла свет Сергеич, страшно?
Страшно.
Плюнуть бы в рожу тем, кто говорит, что не чувствовали страха перед решающей атакой! Не верю и никогда не поверю, как бы меня не убеждали. Потому что на своей собственной шкуре испытывал все это раньше и испытываю сейчас. И неважно, что там, на границе между жизнью и смертью — пушки-танки, бандюки с заточками или орденские рыцари и вильфинги. Человек не машина, он из плоти и крови, у него есть чувства и разум. И ему небезразлично, что с ним будет. Останется он в живых или…
Так или иначе, мы пришли, и отступать нельзя. Надо закончить этот ужас.
Крепость была прямо перед нами. Два полукольца укреплений, опоясывающих основание горы — священной вершины Даннамут, на которой когда-то король Хлогъярд принял ледяную мощь Айтунга. Внешнее полукольцо — частокол из огромных остро заточенных кольев с башенками для дозорных и единственными воротами на выходе с широкого каменного заботливо расчищенного от снега моста, ведущего через широкий ров в крепость. Внутреннее — каменные стены приличной высоты, с башенками, за которыми виден высокий донжон, опоясанный тремя ярусами боевых балконов. Классика средневекового фортификационного искусства. Не Измаил, конечно, и не Бастилия, но все эти укрепления выглядят внушительно. Мне почему-то казалось, что там, на стенах, уже стоят в готовности орденские лучники и стрелки с огненным боем. Что Золотая Хоругвь уже оседлала коней и ждет, когда откроются ворота крепости, чтобы совершить вылазку, смести и растоптать нас в кровавую кашу гибельным ударом закованного в сталь рыцарского клина. Что псари-маги уже приготовили орду кровожадных вильфингов для атаки. А у нас чуть больше двухсот воинов Джарли и полсотни ши Холавида. Не маловато ли для штурма такой твердыни — без артиллерии, без резервов, без осадных машин?
Нас уже ждут, чтобы стереть в порошок. Мой приятель Лёц знает, что ему это сражение проигрывать никак нельзя.
Я стоял на пригорке и наблюдал, как наш отряд готовится к бою. Всадники Каттлера двумя колоннами двинулись вперед, постепенно переходя с шага на рысь. Следом за ними двинулись латники. Резервная часть кавалерии выстроилась поотрядно за моей спиной, перегородив дорогу, и застыла под развернутыми хоругвями. Стояли молча — я слышал только фырканье лошадей и позвякивание металла. Джарли, едва мы увидели крепость, сразу умчался вперед, и был где-то там, среди передовых хоругвей, он, видимо, не отказался от мысли возглавить атаку. Ищет славы, идиот, и не понимает, что если его убьют, брутхаймские солдаты окажутся без предводителя, и это будет стопроцентным поражением…
Что-то неправильные у меня мысли, пораженческие какие-то. |