Страх, который именно я вселил в тебя. Маргулис только намекнул мне про серебряные пули, но я сразу понял, как заменить сумеречную сталь ши. Это было блестящее решение, крейон. — Лёц запустил пальцы в кошель на поясе, достал пулю и показал ее мне. — После того, что случилось в Вальфенхейме, я отправил по всему Элодриану группы охотников, и очень скоро все гаттьены будут уничтожены. Все до единой. Такая маленькая штучка решила судьбу этого мира.
— Ты сошел с ума, Лёц. Понятия не имею, о чем ты болтаешь.
— Сегодня я убью тебя. Ты отослал Уитанни, пришел в мои владения один. Испугался за свою гаттьену, слишком привязался к ней. Некому защитить тебя, жалкий ублюдок. Ши со своими волшебными стрелами и головорезы Джарли тоже не помогут тебе, потому что их нет сейчас рядом с тобой. Ты сейчас один, и я убью тебя, будь уверен.
— Не слишком ли самонадеянно?
— Воображаешь, что сможешь сразиться со мной на равных, используя те дурацкие фокусы, которым научил тебя старый эльф? Поверь мне, Ллэйрдганатх, этого слишком мало, чтобы одолеть Лёца из Виссинга. Ты не выйдешь из этого подвала живым. А потом я убью де Клерка и его девку, и все будет кончено. Для тебя, крейон.
Он отбросил в сторону меч, и я, наконец-то, увидел Превращение. То, что я прежде представлял себе немного по-другому, поскольку никогда не видел этого превращения в реале. Не было никакой эффектной трансформации человека в зверя в духе старых голливудских фильмов про оборотней, с разрыванием одежды и жутким воем освобожденного вервольфа. Лёц прямо на моих глазах распался в темное бесформенное облако, которое спустя долю секунды сложилось в громадного, величиной, пожалуй, с бурого медведя, вильфинга, серого с черными пятнами на шкуре. Самого крупного из всех мерзких тварей, каких я только видел до сих пор.
Странно, но я не испугался. Почти не испугался — только сердце забилось с бешеной скоростью, и кровь ударила в лицо. Меня и зверя разделяло метров пять, и я, пятясь, начал отступать к входу в подвал, держа посох обеими руками прямо перед собой, чтобы хоть немного защититься от возможного прыжка. Вильфинг стоял неподвижно, двигая остроконечными ушами: я слышал его шумное дыхание, клацанье когтей о каменные плиты пола, видел яростный золотой блеск в его глазах. Оборотень растягивал удовольствие: может быть, хотел увидеть мой ужас, или просто наслаждался моментом. Поэтому не прыгнул сразу — осторожно, даже лениво, припадая к полу, двинулся на меня, глядя глаза в глаза. И только парой секунд позже с рыком рванулся вперед.
Я принял удар железных челюстей на посох. Раздался треск: вильфинг легко перекусил твердое, окованное серебром древко пополам, а потом будто играючи боднул меня головой в живот. Гадину явно забавляла моя беспомощность, вильфинг играл со мной, как кот играет с пойманной мышью. Я отлетел к выходу и грянулся спиной на камни. Боли я не почувствовал, только слепой ужас, какую-то обреченность. И тут случилось то, чего я никак не ожидал.
Серебристая тень буквально втекла в одно из окон под сводом подвала, метнулась с леденящим кровь воплем к вильфингу, ударила сбоку, типично по-кошачьи, двумя лапами, вооруженными убийственными когтями-бритвами прямо в морду оборотня — в самое чувствительное место у любого зверя. Рев Лёца заглушил яростное фырканье моей спасительницы: чудовище замотало головой, разбрызгивая кровь и слюну. Быстрые и наверняка очень чувствительные удары по голове заставили тварь попятиться к зарешеченному входу, и я решился. Нельзя дать чудовищу опомниться, надо показать, что подонок немного поспешил, записав меня в покойники!
Вильфинг тем временем сам атаковал, прыгнул вперед: гаттьена, легко увернувшись от страшных челюстей, метнулась в дальний угол, к высокой груде мешков, запрыгнула на нее, и оттуда в великолепном прыжке обрушилась на Лёца сверху, вцепившись клыками ему в загривок. Вильфинг, пытаясь освободиться от хватки разъяренной кошки, отпрыгнул назад, присел на задних лапах, всей своей тяжестью вбивая гаттьену в железную решетку. |