– Брось ружье! Одно резкое движение – и я спущу курок!

Старик обернулся. Полопавшиеся капилляры на желто-серых щеках; глаза измученного человека, глядящие из-под бесформенных бровей. Русак напомнил Звереву старую неуклюжую черепаху, но, когда глаза старого охотника сверкнули, Павел Васильевич почувствовал, что руки его вспотели.

Русак усмехнулся, его руки тряслись, но, судя по выражению глаз, Русак дрожал не от страха. Старость – самый неизлечимый недуг…

Русаев покачал головой, вставил в стволы два латунных патрона и защелкнул двустволку, Зверев укоризненно покачал головой, его щека дернулась.

– Думаешь, я шучу? Если взведешь курки, я выстрелю!

Старик опустил ствол, покашлял в кулак и тихо прохрипел:

– Ты кто?

– Майор Зверев, псковское управление милиции!

На этот раз старик закашлялся сильнее и не умолкал почти минуту.

– Значит, это все! Значит, я не успел закончить то, что должен был сделать…

– Что сделать?

– Покарать тех гаденышей, которые убили моего Степку.

Щека Зверева задергалась с новой силой, и он невольно прижал пальцы к лицу.

– Что, тебе тоже не по себе?

Зверев опустил пистолет.

– Поговорим?

Старик сипло, по-стариковски рассмеялся.

– Ага! Ведь ты все знаешь! Знаешь и понимаешь, почему я здесь!

– Понимаю! Ты искал справедливость, и ты ее добился.

– Как это? – удивился старик. – Я тогда добьюсь справедливости, когда покараю всех убийц…

– Убийцу ты уже покарал! Тот, кого ты сейчас ждешь, не убивал Степку! – Зверев наконец-то овладел собой, и его голос обрел прежнюю твердость. – Ты знаешь, кто из тех, за кем ты охотился столько лет, убил твоего Степку?

– Не знаю.

– Степку убил Войнов.

Тут в глазах старика впервые блеснули живые огоньки.

– Точно?

– Точно.

Старик закряхтел и как-то неестественно затрясся, Зверев не сразу понял, что старый егерь смеется.

– Я смотрю, ты знаешь даже больше моего, майор!

– Я знаю многое, но не все. Поэтому я и предложил тебе поговорить.

Старик снова скрипуче засмеялся.

– Ну, давай поговорим.

Зверев сделал несколько шагов вперед, сел на один из стоявших в комнате облезлых стульев, достал «Герцеговину Флор» и закурил.

– Будешь?

Русаев, не выпуская из рук ружья, сел на другой стул.

– Отвык я от обычного курева. Пока жил на заимке, сам растил табак, а как ушел из леса, попробовал вот это.

Старик достал из кармана табакерку, вынул из нее понюшку табака, втянул сначала одной, потом другой ноздрей, смачно чихнул и снова негромко, все так же скрипуче засмеялся.

– Будешь? – Старик вытянул в сторону Зверева табакерку, тот улыбнулся:

– Воздержусь.

– Ну, как знаешь.

Старик снова взял понюшку табака, нюхнул и на этот раз чихал уже довольно долго. Закончив чихать, Русак снова закашлялся, потом, совладав с приступом, вытер рукавом набежавшие на глаза слезы. После этого Русак убрал табакерку во внутренний карман.

– Давай, я расскажу то, что знаю, а ты расскажешь остальное! – предложил Зверев.

– Рассказывай.

Зверев пару раз затянулся.

– Когда Степка ушел в лес, ты был спокоен. Мальчик четыре года прожил в лесу, и ты наверняка многому его научил за это время. Когда Степка не вернулся к концу дня, ты опять же не особо испугался.