– И оба показывает одно и то же, одними словами, – напомнил Сергей.

– Но вот вопрос. Кто из них первый сказал про «Победу» и про этот номер?

– Санька.

– А Николай, само собой, был рядом и это слышал.

Акимов скривился, как от зубной боли.

– Надо было что сделать, ты, недоопер? – спросил капитан.

– Виноват…

– И все-таки?

– Принять меры для того, чтобы свидетели не общались друг с другом до того, как будут получены объяснения.

– Товарищ капитан, я поторопился Саньку отправить к Пожарским, чтобы он сообщил о несчастье, а не его тетка. Она такого бы наговорила.

– Проявил заботу о людях – это хорошо. А вот со свидетельскими показаниями напортачил. То есть создал условия для того, чтобы в их достоверности можно было усомниться… Кстати, машина наверняка серая.

– Это почему так? – осмелился спросить Акимов.

– Хотя бы потому, что серебристый колер – редкий, и вряд ли фабричный. Вот ты со свидетелями говорил и удивлялся, как это они рассмотрели цвет машины, так?

– Так.

– При разряде молнии серый запыленный металл как раз и будет сверкать. Да ты, летчик, неужто не видел такое?

Сергей согласился, но тотчас предположил:

– А если предположить другое?

– Например?

– Не парни ошибаются, а взрослые врут?

– Мотив?

– «Победа», якобы угнанная у Тихонова. Она серая. И последние цифры – как раз восемь и семь.

– Серая, – повторил Сорокин, – а свидетели, взрослые, уважаемые люди, говорят, что серебристая. И против этого возражений нет, только предположения, наблюдения из жизни?

– Так точно.

– Но я насчет цвета так, из опыта предположил. Ты же, лейтенант, всерьез обвиняешь собрата по крылу в том, что он отказывается узнавать свою машину, на которой сбили человека. Каково, а?

– Я не… – начал было Сергей, который, само собой, не был готов к такому толкованию своих слов, – нет. Просто… ну обратил внимание на противоречия!

Сорокин холодно похвалил:

– Обратил – хорошо. Возникшие сомнения надо проработать, иначе для чего нас всех держать тут? Да, раз к слову пришлось, то как у тебя дела с розыском тихоновской «Победы», той самой, относительно которой нет сомнений в марке, номере и цвете, да еще и имеется заявление хозяина?

Акимов не успел горько пожалеть о своей несвоевременно проявленной дедукции, поскольку как раз добрались до отделения муровский капитан, эксперт Настя и товарищ Симак. Сорокин глянул на часы:

– Долго же вы шли. Ваш шофер уже все газетки перечитал.

– Я ему устрою газетки, – пообещал муровец, мокрый и грязный.

– Он у вас, часом, не голубятник? – поинтересовался Сорокин.

Капитан, как и можно было ожидать, понятия о таком не имел, зато всеведущий медик уверенно подтвердил:

– Совершенно верно, и заслуженный, с довоенных годов. А почему спрашиваете?

– Нет-нет, просто так, – заверил Николай Николаевич, улыбаясь. – А где же вы, извините, заплутали?

Ох уж этот Санька. Да и шофер молодец. Видать, немало насолил ему капитан, если он, бросив группу, сначала мальчишку отвез на Советскую, потом и сам преспокойно отправился к отделению и встал на якорь.

Что ж, логично. И так все туда подтянутся, кто на авто, кто пешком – кому как повезет. Так что пока начальство и прочие месили московскую грязь, мокли под ливнем, водитель спокойно сидел в кабине и читал газеты.