— Как раз с человеком договориться проще всего, — возразил Глеб, подбрасывая в костер еще немного сухих веток. — Надо только в точности знать как. Если не удается достичь компромисса — значит, избран неверный подход.

— А если компромисс тебя самого не устраивает? — неожиданно серьезно спросила Горобец.

— Тогда надо искать другой компромисс. Один мой знакомый называл искусство ведения переговоров вербальным карате и на спор брался убедить кого угодно в чем угодно.

— И убеждал?

— Не всегда.

— Вот видишь… Ведь бывает же так: говоришь с человеком, убеждаешь, доказываешь, просишь, наконец, — а он, улучив момент, пытается прострелить тебе голову и бросить в болоте.

— Ты думаешь, он это сделал нарочно? — спросил Глеб, сразу поняв, о ком идет речь.

— А ты думаешь иначе? Ему представилась возможность, и он сразу же, не раздумывая, попытался ею воспользоваться. Обставился под несчастный случай — трясина, брызги, крики о помощи, паника, случайное нажатие на спусковой крючок, и дело в шляпе. Напасть на тебя он бы, наверное, не отважился, а попытался бы тебя уговорить повернуть обратно. Или просто сбежал бы посреди ночи. Не можешь же ты совсем не спать, правда?

— Звучит логично, но кто знает, как было на самом деле? Возможно, это действительно вышло случайно. Там, где есть оружие, такие случайности неизбежны. Знаешь, сколько раз я видел, как человек на учебном полигоне вырывает из гранаты чеку, швыряет ее в поле, а гранату кладет в карман или роняет под ноги? Горобец испуганно ахнула.

— И что?..

— По-разному, — ответил Глеб. — Как правило, это все-таки учебные гранаты. Просто громкий хлопок, немного дыма, иногда — прожженный карман…

— Как правило?

— Ну да, — неохотно ответил Глеб. — Бывало, конечно, и по-другому… Друг у меня так погиб — накрыл собой гранату, которую новобранец, дурак, не сумел перебросить через бруствер. Только это было давно, еще в Афганистане. В общем, это я к тому, что казнить нашего Петровича рано. Он ведь все-таки не выстрелил!

— Нет, не выстрелил. Потому что ты ему помешал. И знаешь что? Когда вернемся в Москву, ты можешь не тратиться на ресторан и цветы. Можешь считать, что этап ухаживания благополучно завершен, и приходить прямо ко мне домой. Адрес я тебе потом запишу. Если хочешь, дам ключ.

— Вот так сразу?

— Разве это сразу? Впрочем, тебе решать. Даже если ты решишь, что до Москвы ждать чересчур долго… Словом, ты знаешь, где меня найти.

— Угу, — борясь с неловкостью, промычал Глеб, который никак не мог привыкнуть к манере Евгении Игоревны выяснять отношения, не отходя от кассы. — Главное, спальники не перепутать, а то Тянитолкай, бедняга, сильно удивится.

Горобец негромко рассмеялась, на миг прильнула к нему почти обнаженным телом и сразу же отстранилась, оставив после себя мимолетное ощущение потери.

Потом вернулся Тянитолкай, и они стали готовиться к ужину — делить на равные порции размокшие, отвратительно воняющие тиной сухари.

Неровной, ломающейся со сна походкой, оступаясь на круглых камнях, к нему приблизилась Евгения Игоревна.

— Привет, ранняя пташка! — сказала она и, опустившись на корточки, принялась плескать в лицо водой.

Над ручьем лениво клубился густой сероватый туман, почти полностью скрывавший противоположный берег и делавший звуки глухими, искаженными, словно доносящимися откуда-то издалека. Пока Горобец умывалась, Глеб украдкой зевнул, едва не вывихнув себе при этом челюсть.