Изменить размер шрифта - +
Пока Горобец умывалась, Глеб украдкой зевнул, едва не вывихнув себе при этом челюсть. На этот раз зевок был непритворным, Глебу хотелось зевнуть еще разок, но он взял себя в руки, чувствуя, что, начав зевать, уже не остановится.

— Что это ты здесь делал в такую рань? — спросила Евгения Игоревна, подходя к нему с большим носовым платком в руке, которым пользовалась вместо полотенца. — Никак брился?

— Ага, — сказал Глеб и, сполоснув в ручье, спрятал бритву в карман. — Дай, думаю, побреюсь, а то вид у меня какой-то неуставной, почти как у нашего Тянитолкая. А военнослужащий обязан быть аккуратным и подтянутым, особенно во время несения караульной службы.

— Железный ты все-таки человек, — с удивлением сказала Горобец. — Прямо не человек, а киборг из какой-нибудь научно-фантастической саги.

— Ага, — повторил Глеб и от души потянулся.

От этого движения по всему телу прошла волна сладкой истомы. Захотелось улечься тут же, на прибрежных камнях, закрыть глаза и отключиться.

Тут Горобец заметила тушки двух зайцев, лежавшие немного в стороне, удивленно округлила глаза, наклонилась и погладила пушистый мех.

— Зверье здесь непуганое, — сообщил Глеб. — Даже неинтересно охотиться. Подходи и бери, как в супермаркете. А сухари, согласись, уже изрядно надоели.

— Я не слышала выстрелов, — сказала Евгения Игоревна.

— Хорошая штука— глушитель, правда? Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой… И никакого шума. Горобец снова погладила заячий мех и пытливо посмотрела на Глеба.

— Кем ты все-таки работаешь? — спросила она.

— Если я скажу, мне придется тебя убить, — нарочито мрачным, «злодейским» голосом объявил Слепой.

— Надо же, какие мы секретные, — с кривоватой улыбкой сказала она. — Прямо жуть берет… Нет, правда, какой смысл что-то скрывать друг от друга, пока мы здесь?

— Здесь мы будем не всегда, — сказал Глеб. — Рано или поздно все это кончится, мы вернемся в Москву, а там нам обоим будет мешать то обстоятельство, что я знаю твои секреты, а ты — мои.

— А ты знаешь мои секреты? — наклонив голову к левому плечу, с любопытством спросила Горобец. Глеб отрицательно помотал головой.

— Нет, — сказал он энергично. — Не знаю и знать не хочу. Зачем они мне, твои секреты? Мое дело — защищать, а не вынюхивать.

— А вот я хотела бы знать твои секреты, — призналась она, — Хотя бы некоторые. Где-то там, среди этих секретов, скрываются твои недостатки. Я хочу про них узнать, потому что не верю в существование идеальных людей. Их не бывает, не должно быть. Но, глядя на тебя, в этом начинаешь сомневаться.

— А ты спроси у Тянитолкая, — посоветовал Глеб. — Ему про мои недостатки известно если не все, то очень многое. Недаром же он все время на разные лады повторяет, что я дурак. Думаю, он знает, что говорит. Все-таки старший научный сотрудник… Горобец помрачнела.

— Давай не будем о нем говорить, — попросила она. — Такое хорошее было утро…

— Давай, — сказал Глеб.

Он вынул нож, подвинул к себе заячью тушку и принялся ловко разделывать ее на плоском камне. Горобец наблюдала за ним, жуя травинку. Позади, на фоне леса, виднелась тонкая струйка белого дыма, поднимавшаяся над погасшим костром, возле которого бесформенной кучей тряпья лежал спящий Тянитолкай.

Сиверов снова, уже в который раз, попытался понять, что происходит между Горобец и Тянитолкаем.

Быстрый переход