|
Было совершенно очевидно, что они не доверяют друг другу и что только присутствие постороннего человека, недурно владеющего оружием и играющего роль своеобразного буфера, до сих пор удерживало их от окончательной расстановки точек над «i». Глеб почти не сомневался, что случай с направленным на Евгению Игоревну карабином был не чем иным, как попыткой убийства, обставленной, как выразилась Горобец, под несчастный случай. Слепому пришло в голову, и уже не в первый раз, что таким путем Тянитолкай пытался не столько избавиться от Горобец, которая силой гнала его туда, куда ему идти решительно не хотелось, сколько спасти свою жизнь. В конце концов, если бы он был так уж решительно против продолжения этой прогулки, ему ничего не стоило повернуться и уйти. Правда, Евгения Игоревна грозилась применить оружие, но ведь ясно же, что это была пустая угроза! Да и Глеб этого, конечно же, не допустил бы. Выходит, Тянитолкай действительно пытался убить Горобец только потому, что боялся сам быть убитым — то есть исключительно в целях самозащиты.
Но чего ради Евгения Игоревна должна была желать ему смерти? Глеб не видел этому ни одной причины, зато он видел, как Горобец иногда поглядывает на Тянитолкая, словно прикидывая, куда лучше всадить пулю, в голову или в брюхо. Такая беспричинная ненависть ставила Глеба в тупик. Может быть, какие-то старые счеты? Тогда какого дьявола Тянитолкай пошел в эту экспедицию? Жить надоело? Или они оба как раз затем сюда и явились, чтобы свести эти самые счеты? Такое предположение выглядело притянутым за уши, да и все остальное — все эти непонятные смерти, тигры-оборотни и прочая кровавая мистика — никак не вписывалось в рамки этой простенькой версии. Чем больше Глеб об этом думал, тем сильнее ему казалось, что его со всех сторон окружают люди с ненормальной психикой. Один шизоид бегал по лесу, нацепив на ноги меховые лапти с когтями, а двое других только и ждали удобного момента, чтобы без всякой видимой причины перегрызть друг другу глотки. Как пауки в банке… «А может, дело как раз в этом? — подумал Глеб, снимая с зайца пушистую шкурку. — Может, это он и есть — эффект пауков, запертых в банке? Постоянная угроза жизни, постоянные взаимные подозрения… Тянитолкай подозревает, что его начальница не остановится ни перед чем, чтобы спасти своего сошедшего с нарезки муженька-людоеда, а Горобец подозревает, что он это подозревает, вот они и хватаются за оружие от каждого неожиданного звука… Одного меня никто ни в чем не подозревает, потому что я — человек со стороны и к их делам не имею никакого отношения. Да и то… Как-то уж очень быстро они замяли историю с исчезновением Вовчика. У них ведь были очень веские основания подозревать, что это я его угомонил, но никто даже словом не обмолвился на эту тему. Как будто они заранее решили, что меня трогать нельзя, а Вовчику туда и дорога. Ничего не понимаю!» Он действительно перестал что бы то ни было понимать в происходящем. До вчерашнего вечера ему казалось, что разрозненные части головоломки начинают мало-помалу складываться во что-то осмысленное. Оставалось только проверить кое-какие свои предположения, и ночью, когда Горобец и Тянитолкай крепко уснули, он эти предположения проверил — подкрался, бесшумно ступая, к спящим, осторожно поднял с земли рюкзак Евгении Игоревны и сразу же понял, что ошибся. Рюкзак был совсем легким, а это означало, что Слепой ошибался с самого начала, подозревая Горобец в двойной игре. Тем не менее он отстегнул клапан, развязал шнур, которым была стянута горловина рюкзака, и порылся внутри, ни на что уже не рассчитывая. Как и следовало ожидать, ничего похожего на интересующий его предмет Глеб в рюкзаке Евгении Игоревны не обнаружил. Была там кое-какая одежда, белье, неизменные туалетные принадлежности в пластиковой коробке, немного продуктов, аптечка, почти до конца выжатый тюбик с репеллентом и две запасные обоймы к парабеллуму в полиэтиленовом пакете, перехваченном аптечной резинкой. |
