— Сколько… Сколько вас было? — с трудом, будто сквозь ком в горле, хрипло проговорил он.

— Пятеро, — угрюмо ответил Тянитолкай. — И еще проводник.

— Этого следовало ожидать, — почти шепотом произнес Возчиков. — Да-да, следовало ожидать, но я все равно не ожидал… Знаете, — сказал он с болезненной улыбкой, обращаясь почему-то непосредственно к Глебу, — мне почему-то казалось, что этот кошмар кончится сам собой, автоматически, как только сюда явится поисковая партия. Так маленький ребенок, боящийся темноты, верит, что все чудовища исчезнут, как только мама придет и включит в комнате свет. Наверное, ни одному ребенку, который дрожит от страха в темной комнате, не приходит в голову, что притаившиеся по углам монстры могут наброситься на его маму и разорвать ее на куски раньше, чем она дотянется до выключателя. Вот и мне, знаете ли, как-то не пришло в голову…

— Пойдемте к костру, — устало сказал Глеб, которому вовсе не улыбалось опять выслушивать беспредметные излияния по поводу монстров, людоедов, упырей, оборотней и прочей нечисти. — Там поговорим. Заодно и позавтракаем. Не знаю, как вы, а я не прочь заморить червячка. Сегодня у нас на завтрак зайчатина.

— О! — удивленно произнес Тянитолкай, на глазах обретая бодрость духа.

— Боже мой, — мечтательно закатив глаза, проговорил Возчиков, — горячая пища!

— Пойдемте, — повторил Глеб и, подойдя к Горобец, тронул ее за плечо. — Пойдем, Женя. Все нормально. Мы сделали свое дело — нашли экспедицию твоего мужа. Теперь нужно подумать, что нам делать с этой находкой…

— Виноват, — совладав с отрыжкой, сказал он, — совсем одичал… Да и то сказать: год в тайге!

— Вы наелись? — неприятным голосом спросила Горобец, глядя при этом не на собеседника, а в землю у себя под ногами.

— Благодарю вас, — ответил Возчиков, бросив на нее виноватый взгляд из-под очков, — я сыт. Настолько сыт, что боюсь лопнуть. Давно так не наедался. С тех самых пор, как…

Он осекся, торопливо снял очки и принялся суетливо протирать их полой грязной, полуистлевшей рубашки, проявляя явное нежелание смотреть своим спасителям в глаза.

— Тогда, быть может, вы расскажете нам, что случилось с экспедицией? — все так же глядя в землю, спросила Горобец прежним неприязненным тоном.

Возчиков перестал протирать очки и на некоторое время замер, согнувшись в три погибели, как будто его мучила острая резь в животе. Затем он медленно распрямился, нацепил очки на переносицу и с сокрушенным вздохом забрал в горсть свою растрепанную бородищу.

— Разумеется, я все расскажу, — тихо произнес он. Его глаза за стеклами очков непрерывно бегали, как два загнанных в ловушку маленьких, юрких зверька, покрытый желтоватой корочкой, на щеке розовел горизонтальный шрам. Смотреть на него было неприятно, но Глеб преодолел брезгливую жалость и не отвел глаз. — Я расскажу, — повторил Возчиков. — Было бы странно, если бы я… Короче, я обязан, и я расскажу. Только имейте в виду, этот рассказ никому из нас не доставит удовольствия — ни мне, ни вам. Особенно вам, Женя.

— Умоляю, прекратите эту пытку, — проговорила Горобец сквозь стиснутые зубы. На скулах у нее играли желваки, глаза по-прежнему смотрели в землю. — Говорите же, наконец, черт бы вас побрал! Иначе я пожалею, что не пристрелила вас там, на берегу…

— Да-да, — суетливо поправляя очки, сказал Возчиков, — да-да, я понимаю, понимаю, я расскажу… Поймите, я нахожусь в затруднении, потому что… Видите ли, мне будет тяжело говорить, вам будет трудно слушать, но труднее всего окажется поверить, что я говорю правду.