Что касается Гуго де Пейена, то он с тоской думал, что находится в одном из безопасных мест на боле битвы. Самое пекло сейчас было у городских стен, где наиболее отважные и бесстрашные пилигримы шли на открытый штурм.
Сердце Гуго ныло и рвалось туда к ним, отдать себя без остатка. Хотелось упасть и пропитать своей кровью святую землю, хотелось быть убитым, пронзенным, распятым — здесь, где когда-то претерпел свои муки Господь.
Под стенами и на стенах и впрямь кипело кровавое месиво. Мусульманам приходилось держать круговую оборону — латиняне атаковали со всех сторон. С южной стороны, напирали провансальцы Раймунда Тулузского. С востока, со стороны ворот святого Стефана, атаковали лотарингцы Готфрида Бульонского, тут же бок о бок с ними бились нормандцы и фламандцы обоих Робертов. Танкред Тарентский же, со своим небольшим войском в пятьсот рыцарей-головорезов, таких же своенравных и отчаянных, как и их господин, пытался разрушить стену с северо-запада, напротив башни, именуемой башней Голиафа.
Монах брат Сезар — тот, кому посчастливилось во сне лицезреть епископа Адемара Монтейльского, и кому своим вдохновением были обязаны войска, тоже шел в бой. Вместе с братом Дьедоне — тем самым, что когда-то заколол юную турчанку в Маарре, и кучкой других оставшихся монахов-бенедиктинцев Желонского монастыря он тащил тяжелую лестницу.
Известно, что осадная лестница — самое уязвимое место во время штурма. Атаковать с её помощью — удел героев или самоубийц. Но был пример Танкреда, который месяц назад, имея единственную на четыре лагеря лестницу, уже штурмовал Иерусалим и даже взобрался на крепостную стену. Это событие воодушевляло теперь любого.
— Эй, брат Дьедоне, осторожней, у тебя тлеет одежда.
Подол монашеской робы, задевший горящий тюк соломы, теперь дымился и тлел. Остановиться и затушить его, не было возможности — одной рукой Дьедоне держал лестницу, другой — прикрывался щитом от сыпавшихся сверху стрел.
— Сейчас, я потушу его кровью мавров!
Бежать было сложно. Приходилось перепрыгивать через трупы, раненых, камни, пылающие снаряды и лужицы «греческого огня». Толкаться, уворачиваться, замирать.
Десятки таких же лестниц, сколоченных за последние дни, одновременно устанавливались со всех сторон Иерусалимской стены.
— Брат Сезар... братия, взяли!
Приставленная к стене лестница неудобно уперлась в тюк с хлопком, прикрывавший бойницу. Пришлось двигать и переставлять её, чтобы установить плотнее.
— Отбросьте трупы... нет, уприте в них лестницу.
— Так, хорошо... брат Николя, держите основание с братом Шарлем.
— Послужим Господу!
— Давай!
— Áve, María, grátia pléna...
У братии помимо освобождения гроба Господня была и другая задача. Нужно было торопиться, чтобы захватить дом попросторнее — в интересах монастыря. С таким усердием зачищенный ими дом богатого сельджука в Маарре был сметен и разрушен взбунтовавшейся толпой простолюдинов, наравне с другими домами. Братия осталась ни с чем.
Брат Дьедоне перекрестился, поставил сапог на первую перекладину и посмотрел вверх. До желанного верха было недалеко — стена в этом месте была высотой не более двадцати футов. Он приставил вторую ногу и быстро пополз вверх, стараясь не цепляться за лестницу пристегнутым к левой руке щитом и не путаться ногами в робе. Следом за ним тут же пристроился брат Сезар, отставая всего на два фута. Перекладины, сделанные из свежих жердей, пружинили и прогибались. Лестница неприятно шаталась.
Брат Дьедоне преодолел большую часть пути, как встретился глазами с сарацином. Мгновение они смотрели друг на друга — почти в упор. У мавра были ослепительно белые белки глаз и выбритые до синевы щеки. Сарацин поднял лук, но потом опустил и отступил от бойницы. Дьедоне мысленно перекрестился и возблагодарил Небесные силы за отсрочку. |